Ночная тень

Ей нравилось, что он ее несет, даже слишком.

— Я сама вошла в эту комнату, Зорро, сама и выйду!

Он вынес ее в коридор.

— Вы всегда такая упрямая?

— Да. Я не нуждаюсь в вашей помощи!

— Я вижу, вы начинаете хорохориться!

— Может быть, раньше у меня и были затруднения, — сказала она, когда он посмотрел на лестницу. — Но сейчас у меня есть имя. Монтега. Пять футов восемь дюймов. Сто шестьдесят фунтов. Каштановые волосы, карие глаза, каштановые усы. Два золотых зуба. Имея такие приметы, поймать его будет не так уж трудно.

Он остановился и смерил ее ледяным взглядом:

— Монтега мой!

— В законе нет места для личной вендетты!

— Вы правы. В законе нет. — Приближаясь к основанию лестницы, он слегка изменил ее положение.

В его голосе звучало такое… разочарование, что Дебора поднесла руку к его щеке.

— Вам было очень плохо?

— Да. — Господи, как ему хотелось повернуться к ней, уткнуться лицом в ее волосы и позволить ей ласкать себя! — Мне было очень плохо.

— Позвольте мне вам помочь. Расскажите мне все, что вам известно, и я клянусь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы Монтега и те, кто за ним стоит, заплатили за то, что они с вами сделали.

Она попытается. Понимая, что его это волнует, даже пугает.

— Я сам плачу свои долги.

— Черт, и он еще говорит об упрямстве! — Она поежилась, когда он вынес ее под дождь. — Я готова поступиться своими принципами и сотрудничать с вами, а вы….

— Мне не нужны партнеры!

Она почувствовала, как он напрягся от ее слов, словно от боли. Но она не смягчится. Во всяком случае, пока.

— Прекрасно, замечательно! Да опустите же меня! Вряд ли вы сможете пронести меня до дому!

— Я и не собираюсь. — Но он смог бы. Он уже представлял, как несет ее под дождем в ее квартиру и кладет в постель. Вместо этого он пошел по тротуару в конец квартала, где горел свет и двигался транспорт. — Остановите такси!

— Остановить такси? Вот так?

Он не понимал, почему внутри у него все горит и в то же время ему хочется смеяться. Он повернул голову и успел заметить, как сверкнули ее глаза, когда их губы оказались на расстоянии дюйма.

— Вы же можете поднять руку, не так ли?

— Да, могу! — Изнемогая в ожидании поцелуя, она подняла руку. Минут через пять к тротуару наконец подкатило такси. Несмотря на раздражение, она с трудом подавила улыбку, увидев, как водитель раскрыл рот при виде ее спутника.

— Ого, вы Немезид, да? Эй, приятель, подвезти?

— Нет, подвезти надо леди! — Он безо всяких усилий усадил Дебору на заднее сиденье и еще раз, словно на память, провел рукой в перчатке по ее щеке. — Дома приложите к больному месту кусок льда и выпейте аспирин.

— Спасибо! Большое спасибо! Послушайте, я не закончила…

Но он отступил на шаг назад и исчез в темном густом дожде.

— Это действительно был он, да? — Таксист выгнул шею к Деборе, игнорируя раздраженные гудки. — Что он сделал, спас вам жизнь или что-нибудь еще?

— Что-нибудь еще, — пробормотала она.

— Вот это да! Приеду домой и расскажу жене! — Широко улыбнувшись, шофер включил мотор. — Поездка за мой счет!

Глава 6

Со стоном, обливаясь потом, Гейдж работал со штангой; лежа на спине в одних шортах, он качал брюшной пресс. Его мускулы пели, но он твердо решил отжаться сто раз. Пот ручьями лил ему на глаза, а взгляд был сосредоточен на одной маленькой трещинке на потолке. Даже в боли он находил удовлетворение.

Гейдж слишком хорошо помнил то состояние слабости, когда ему тяжело было даже поднять журнал. Когда он, с трудом держась на ватных ногах и прерывисто дыша, пытался ходить по больничному коридору. Он помнил, что такое разочарование и беспомощность.

Сначала он не хотел лечиться, предпочитая сидеть в одиночестве и размышлять. Затем он счел свою мучительную боль наказанием за то, что остался жив, а Джек погиб.

А однажды, слабый, больной, в состоянии самой темной депрессии, он стоял в своей больничной палате, покачиваясь и опираясь о стену. Всей силой воли он желал просто исчезнуть.

И исчез.

Не веря себе, он решил, что начались галлюцинации. Что он сошел с ума. Затем, в состоянии ужаса и потрясения, он раз за разом исчезал и возникал, дойдя до того, что наклонял зеркало наискосок комнаты, чтобы наблюдать, как он сливается с пастельной стеной возле постели.

Он никогда не забудет то утро, когда медсестра принесла завтрак и прошла мимо, не заметив его, на ходу проворчав что-то о пациентах, которые не лежат в постели, как полагается.

И он понял, что, вернувшись к жизни, приобрел какие-то необычные способности. Понял, что это не случайно.

Лечение стало чем-то вроде религии, чем-то, чему он посвятил каждую унцию своих сил, каждую частичку своей силы воли. Он тренировался все упорнее, пока его мускулы не вернулись в прежнее состояние, не окрепли. Он занялся боевыми искусствами, часами поднимал тяжести, выполнял другую монотонную работу, ежедневно плавал в бассейне. Он также тренировал свой ум, много читая, заставляя себя разобраться в унаследованном миллиардном бизнесе, усердным трудом освоил сложные компьютерные системы.