— Может, пойдешь и оближешь банку с зайцем? — предложил мне добросердечный Антонио. — Испарения спирта — тоже спирт. У тебя жутко замерзший вид.
— Да, словно ноги в самый декабрь засунул, — признался я. — Но зайца с испарениями оставлю на самый дохлый случай.
Часа через два вернулась лодка. Считалось, что нам повезло: острова действительно имелись, даже три штуки, и можно было попытаться причалить и поднять корму катера.
Я работал веслом вместе с волонтерами, ялик с трудом тащил тяжелый катер. На палубе «Ноль-двенадцатого» шкипер с механиком работали баграми, стараясь помочь двигать судно. И конечно, особо весомо буксировке помогал лейтенант Келлог, торчащий на носу катера и осыпающий гребцов проклятиями.
Мы наваливались на весла, рядом со мной сидел недавний напарник, поглядывал, и иной раз корчил одобрительные рожи. Надо думать, считал, что с нырянием мы отделались легко. В сущности, он был прав…
Вот они, спасительные островки: низкие, едва приподнятые над водой переплетением обнаженных корней, с невысокими деревьями и кружащими над ними птицами. Все вокруг кричало, курлыкало и склочно скрипело на тысячи протестующих голосов. Нам тут были не рады.
Мы завели «Ноль-Двенадцатого» в крошечную бухту, вернее, подобие бухты. Здесь даже виднелась полоска черно-коричневой земли кромки берега. Я увяз в ней чуть ли не по колено, пытаясь завести швартовый канат…
Груз из кормового трюма был живо перемещен на бак, туда же были согнаны лишние люди. Мы подняли пары и включили лебедку. Через двадцать минут «Ноль-Двенадцатый» наполовину вылез кормой на берег и замер.
— Черт возьми! — только и сказал мистер Магнус, глядя на скользкую опухоль, скрывающую наш винт.
Механик и выделенная ему в помощь пара гребцов немедля начала расковыривать ком лиан, остальные принялись исследовать жалкий берег в надежде развести костер, просушиться и сварить что-то вроде нормального обеда.
— Поосторожнее, Энди, — сказал мне доктор, озирающий окрестности в бинокль. — Здесь могут ждать препакостные сюрпризы.
— Буду настороже, сэр, — заверил я.
Мистер Крафф коротко взглянул на меня поверх бинокля:
— Верно. Именно настороже. А ты храбрый парень, Энди. И умеешь просчитывать шансы. Только на таких парней все надежды нашей говняной экспедиции.
— Благодарю, сэр.
Я полез в заросли, удивляясь внезапной разговорчивости нашего ученого. Вообще-то мистер Крафф, этот лысеющий невысокий крепыш, казался завзятым молчуном. Интересно, где он получил свою ученую степень, или как там это звание называется, и за что его упекли в тюрягу? Небось, жену придушил или еще что-то этакое, сугубо благородное. В любом случае, срок джентльмену влепили немалый, иначе не оказаться нам рядышком на этом вонючем островке.
Остров и вправду оказался гадостным. Перебираясь через ловушки корней-щупальцев, я засадил в ладонь немалую колючку, к счастью, впившуюся неглубоко. Вокруг воняло сероводородом, да так крепко, что даже для Болот казалось перебором. Так и задохнуться недолго.
Достопримечательностей на острове оказалось немного: вонючий труп зайца-кочковика, очаровательные цепочки лиловых цветов на изогнутых стволах деревьев, да и все. Я поразглядывал соседний остров — тот торчал шагах в трехстах, отделенный протокой, и выглядел столь же привлекательно, как наш, который я нарек для простоты «Ремонтным». Имелось у меня чувство, что придется здесь проторчать не один день.
Птицы убрались подальше, наступила относительная тишина, лишь поодаль от берега вздувались и лопались крупные пузыри болотного газа. Приятное местечко…
Кто-то хрустел по корням, пробираясь вдоль берега. Я на всякий случай поправил нож на поясе. К просвету под низкими кронами выбрался волонтер — тот самый, тщедушный, мой славный напарник по заныриванию. Увидев меня, робко затоптался, поддерживая сползающие шаровары.
— Чего тебе? — не стал я разводить церемоний.
Гребец откашлялся и обратился ко мне с просительной речью:
— Сэр, нетлиуваснахиглыснитью, мамнахеё?
Длинные и внятные речи не являлись коньком наших гребцов, но смысл был понятен. Я вынул из картуза иголку с намотанной на нее крепкой нитью.
— Поэкономнее, парень. Мой запас галантереи скромен.
Гребец радостно закивал.
Пристроившись у корня, он зашивал пояс своих штанов. Выгибаться ему было неудобно, но снимать шаровары, видимо, не позволяла религия и обычай. Вообще-то они были странноватыми даже для иностранцев, наши волонтеры. Взять хотя бы их утренние и вечерние молитвы, когда гребцы уединялись и сбивались в кучу. Лейтенант запретил нам подсматривать за нелепым молебном, обычно до нас доносился лишь унисон бубнящих голосов и ритмичные прыжки увлеченных молящихся. Впрочем, наша молитва перед едой наверняка казалась варварам столь же нелепой и смешной.
— Благодарю, сэрнах, — гребец вернул иглу.
— Бережливо управился, — признал я, оценивая остаток доброй навощенной нити. — Как тебя зовут, труженик весла? Или у вас на имена табу?
Как ни странно, он вопрос понял и даже ухмыльнулся.