Ночная

- Раинер!

Он не оглянулся. Белесый туман сжимал вокруг него плотное кольцо, сужающееся с каждой секундой. Раинер почему-то даже не пытался шевелиться, хотя у него в рукаве прятался один из моих «коготков», и на чистом упрямстве вытягивал длинную, протяжную литанию. Застывший напротив него епископ пел безо всякого напряжения, и было очевидно, что до того момента, как его белесый туман доберется до мятежного храмовника, оставались считанные мгновения.

Я не хотела думать, на что способен этот туман. Хотя бы потому, что до меня он добрался безо всяких проблем — а вокруг Раинера кольцо едва заметно подрагивало, слабо реагируя на самые высокие ноты.

Я ударила по стене свинцового сияния раз, другой — она не поддавалась, холодила пальцы, пружинисто отбрасывала меня назад. Будто Раинер сам не хотел, чтобы я приближалась. Да и что я могла сделать, если он сам не справлялся?

Туман заполнил первый этаж дома и начал медленно подниматься обратно, карабкаясь по лестнице. Белесая пелена всколыхнулась на уровне моих колен, поползла выше — я вздрогнула, опустив взгляд. Туман не ощущался никак — и от этого почему-то было еще страшнее.

Нужно было уносить ноги.

Вместо этого я обреченно выругалась и всем телом бросилась на свинцовую стену, отделяющую меня от Раинера и Армана. Она загудела низко-низко, на границе восприятия — и в тот момент, когда я уже уверилась, что сейчас смогу прорваться, безжалостно оттолкнула меня назад.

Я не удержалась на ногах и до темноты перед глазами треснулась затылком о деревянный пол — и ощущение режущей боли в руке пришло с опозданием. Я попыталась сесть, чтобы рассмотреть, что случилось, и взвыла.

В ладони торчал осколок стекла. Падая, я разбила бутылку.

Туман клубился вокруг капелек крови, сгущался, будто пытаясь слизнуть их с деревянных досок и остро поблескивающих кромок стекла. Горлышко валялось отдельно от бутылки; бумажка, привязанная к нему, окрасилась в алый, и чернильная надпись расплылась — но в белесом мерцании я еще успела разобрать исчезающие буквы и вздрогнула, не удержав вскрик.

«Раинер из Куасселя».

Черт подери, а ведь я думала, что бокоров может быть больше, чем два!

Только вот рот следовало держать на замке. Когда я, опомнившись, заткнулась, в доме гремел только один голос.

Высокий и громкий, отлично натренированный храмовым хором и привычный к совершенно иной акустике.

- Раинер, — почти беззвучно просипела я и села, позабыв про израненную ладонь.

В сгустившемся тумане не было видно дальше вытянутой руки, но хозяину дома это ничуть не мешало. Пинок пришелся точно на ребра — и я тотчас инстинктивно согнулась, закрывая уязвимый живот, обхватив ладонями голову. Епископа такое положение вещей, очевидно, не устроило — вместо второго удара меня накрыла адская боль. Его Святейшество изволило поднять мою голову за волосы и брезгливо повертеть из стороны в сторону.

Я вцепилась в его запястья, пытаясь хоть немного ослабить натяжение. От боли перед глазами плавали мушки и звенело в ушах, я совершенно ничего не соображала и не слышала даже, что он говорит — а стоило, наверное, прислушаться, потому что епископ отшвырнул меня на пол, прямо на осколки. Я едва успела выставить вперед руки, чтобы не влететь в них лицом, и снова взвыла.

Так страшно мне не было даже в первый день на Тангарре. Тогда я боялась только за себя.

Раинер не подавал признаков жизни. Из-за тумана и темноты перед глазами я не видела, что с ним, и могла только безостановочно твердить его имя, как та паникующая женщина внизу звала своего мужа, слепо надеясь, что сейчас он все-таки откликнется. Замолчать меня заставил только еще один удар по ребрам, отбросивший меня к двери в холл.

Свинцовой стены, перегораживающей проход, уже не было. Туман постепенно оседал, вырисовывая уже знакомые очертания круга посреди холла.

Раинер стоял в нем в той же позе. С пола я видела только, как дрожат от напряжения его мышцы — словно он пытался обернуться и никак не мог, как застывшая в янтаре мошка.

Живой.

- Вставай.

От нахлынувшего облегчения я даже не сразу поняла, что обращаются ко мне, но пинок по почкам быстро расставил все по своим местам.

Уроки тангаррских улиц подсказывали, что чем скорее я подчинюсь, тем целее буду. Я поднялась на ноги, охнув от боли, прострелившей плечо и грудь, и ссутулилась, давая ей утихнуть.

- Шагай вниз. Живо.

Епископ приказывал ровным, скучающим голосом, но в нем так ясно слышалась угроза, что я не рискнула даже обернуться, чтобы напоследок взглянуть на Раинера.

- Стой.

Я замерла и зажмурилась, пока он деловито сдирал с меня рубаху, твердя про себя, как мантру: обеты-обеты-обеты, он ничего не сделает…

И точно: «коготки» в рукавах епископа интересовали куда больше моих прелестей, кое-как обернутых саваном.

- Вперед, — сухо скомандовал Арман, избавив меня от оружия, и придал ускорения тычком в спину.

Я послушно двинулась в указанном направлении, уже догадываясь о конечной цели. В углу коридора на черной половине дома зияла распахнутая крышка люка в погреб.