Ночная

Рэвен стиснул зубы — и тоже промолчал, хотя наверняка подумал о том же. Оберону оставалось только кивнуть и пообещать раздобыть два приглашения сразу, а я поспешила вернуться на жилой этаж МагПро.

Раинер как раз продрался через перевод договора и размашисто расписывался на последнем экземпляре, когда я бесцеремонно ввалилась к нему в комнату и без предисловий изложила новости, забравшись к нему на кровать и привычно подобрав под себя босые ноги. Идея братьев Гейб предсказуемо не привела его в восторг, а моя — насмешила и рассердила одновременно.

- Решила потешить самолюбие за мой счет? — хмыкнул он. Взгляд, в противовес насмешливой улыбке, оставался тяжелым и темным. — Ты же понимаешь, что твое присутствие разозлит леди Шейли в любом случае? Вряд ли в этом рассаднике сплетен, где о твоей связи с Рэвеном уже наутро знала половина МагПро, никто ничего не рассказал графине. С кем бы ты ни пришла, она будет смотреть на тебя как на соперницу.

Насколько я представляла себе повадки иринейской аристократии, леди Шейли скорее станет смотреть на меня как на вошь. Раздавленную.

- Ты мне нужен, чтобы она только взглядами и ограничилась, — честно призналась я. — Просто я… — слов не хватило, и я предпочла воплотить часть своего замысла не сходя с места.

Из меня чертовски паршивая актриса. Старшой маялся со мной не один день, прежде чем рискнул выпустить на ночные улицы — и даже там случались проколы.

Но на этот раз мне, по совести, не нужно было ничего изображать.

Это же Раинер. Чертов Раинер, который едва не перерезал мне глотку в подземельях Собора, который обзывал меня ведьмой… который спас меня от костра, карателей, нищеты, Старшого и его сыновей. Который последовал за мной на Ирейю, пытаясь защитить. Который выкручивал себе суставы, чтобы отвязаться от больничной койки, когда думал, что мне грозит опасность. Который никогда не принадлежал мне — и, возможно, никогда не будет.

Мне было плевать.

После всего, что он сделал для меня, что мы пережили вместе — уже неважно, что будет дальше. Даже робкая надежда, что мои чувства взаимны, не имела никакого значения. Я — его, что бы он ни думал по этому поводу. Опрометчивая попытка отвлечься на Рэвена только лишний раз доказывала, что никуда я от него не денусь, что бы Раинер ни решил…

- Понял, — хрипловато сказал он и отвел взгляд, закинув ногу на ногу. — Ты решила заодно и мое самолюбие потешить.

- А тебя это не устраивает? — спросила я, невероятным усилием воли заставив себя отвести взгляд от расслабленного воротника казенной рубашки.

Я еще помнила, какой он горячий там, под одеждой, и как занятно перекатываются под пальцами мышцы. Спокойствию это не способствовало — ни моему, ни его.

- По-моему, ты издеваешься, — вздохнул Раинер. — Или проверяешь границы моего терпения. Но в первое почему-то верится больше.

- Кто тут еще над кем издевается. Понаприносил обетов, а влюбленная девушка мучайся… — На свое счастье, пробурчала я это на ирейском — но Раинер все равно замер, прожигая меня ядовито-свинцовым взглядом.

Переводить я отказалась наотрез и из его комнаты уходила, мучительно припоминая, какие же слова он успел выучить.

* * *

Оставшееся до пикника время я убила, вытрясая из бдительного МагПро пропуска для присоветованных Юнити мастеров из толкового салона красоты неподалеку. Не вытрясла. К счастью, дама Аино все еще была в штаб-квартире и к моей проблеме отнеслась с большим пониманием, нежели сухари из службы безопасности, которым, похоже, было невдомек, что явиться на королевский прием с обломанными ногтями и взлохмаченной головой значит не только капитально опозориться самой, но еще и вызвать конкретное недоумение у иностранных гостей.

В результате, правда, личная камеристка дамы Аино едва не выдрала волосы и не переломала ногти себе, пытаясь управиться с двумя нуждающимися одновременно, но проявила чудеса сноровки — и к назначенному часу мы обе выглядели вполне пристойно.

Ну, Аино — точно. Сама я, хоть и замечала разительные отличия между Бланш с Тангарры и госпожой Эйвери Сабинн с Ирейи, старалась не смотреть в зеркало, когда Аино была рядом. Такие сравнения слишком больно били по самооценке.

Никакой макияж не способен скрыть два года впроголодь. Особенно на фоне ухоженной и утонченной аристократки. Но мне ведь и не нужно поражать никого своей невероятной красотой — иначе я вряд ли потяну на «несчастную пострадавшую девушку»…

Примерно в этом духе я и продолжала себя уговаривать, выходя из комнаты Аино к Оберону и Раинеру, терпеливо дожидающимся нас в коридоре.

- Ослепительны, — улыбнулся Оберон. Кажется, множественное число он употребил исключительно из вежливости, потому как сразу прикипел взглядом к жене и на меня обратил не больше внимания, чем на упарившуюся камеристку, выскользнувшую следом за нами.

Раинер промолчал, сосредоточенно копируя манеры Оберона: чуть поклонился, взяв мою руку, — и коснулся запястья обжигающе коротким поцелуем.