Ночник. 365 микроновелл

В узкой комнате без окон разбираюсь в связках ключей. Нахожу ту, которую искал, но от какой она квартиры и зачем мне нужны эти ключи – не знаю. Забыл, не могу вспомнить.

Снаружи меня ждет Ира, громко торопит меня из-за дверей.

Падение евро

Серый металлический цилиндр, как бы патрон, примерно 30 см в длину и 5 см в толщину.

Это цилиндр и есть «падение евро». Не евро, которое падает, а само падение, сам этот факт.

Вокруг цилиндра стоят банкиры – по всему видно, что банкиры: пузатые и в жилетках. Они говорят:

– Мы не скрываем падения евро! Вот оно! Вот!

И показывают на цилиндр.

Он стоит в стеклянном шкафу.

И все вокруг стеклянное – столы, стулья, стены, пол.

Спектакль

Я сижу в кафе.

Несколько человек ко мне подходят и говорят, что на третьем этаже театр и там играют спектакль для детей под названием «Денискины рассказы». Эти люди – немолодые мужчины и женщины – говорят мне, что этот спектакль – по несуществующим «Денискиным рассказам». В смысле, по каким-то другим, неправильным.

Они говорят, что я должен пойти, возмутиться, вмешаться и прекратить безобразие. Но я отмахиваюсь.

Тогда они чуть ли не силой тащат меня наверх, на третий этаж.

Я вхожу в зал на последних минутах спектакля. Дети поют песню со словами «солнце на травинках, солнце на тропинках», на сцене пионерский лагерь. То есть ничего похожего на «Денискины рассказы». Но героев зовут Дениска, Мишка и Алёнка.

Спектакль кончается, артисты кланяются, все аплодируют.

Я стою у входа в зал, у самого последнего ряда, и аплодирую тоже.

Почему-то мне не хочется поднимать скандал.

Изюм

Пересаживаюсь с поезда на поезд; мне кажется, что я уже долго путешествую. У меня тяжелая сумка. Раскрываю: там большой пакет с изюмом, кило на два-три, и сверху – маленькие жестяные баночки с трубочным табаком. Похожие на ту баночку-коробочку табака «Годфри Филипс», которую мне подарила Лариса в 1971 году, кажется (Ларису и ее подарок я вспоминаю во сне, и во сне удивляюсь, что помню). А также похожие на коробочку с чаем, который я заваривал вчера в редакции, – тоже маленькая и круглая.

Я решаю выбросить изюм. Вынимаю из сумки пакет и пихаю его в урну. Урна узкая. Пакет лопается, изюм сыплется. Баночки с табаком тоже вылетают из сумки на асфальт. Думаю – подарить их, что ли, кому-нибудь, кто трубку курит. Потом думаю – да наплевать.

Вспоминаю: я бросил курить в 2002 году. Значит, я до сих пор таскаю с собой табак. Значит, сколько уже лет я езжу с этой сумкой? Неужели восемь лет?

Ногой сгребаю рассыпанный изюм поближе к урне.

Оглядываюсь. Большая вокзальная площадь, все красиво, чисто, стеклянные зеркальные стены домов вокруг.

Академик

Газета, в ней интервью с каким-то академиком Фирсовым.

Вдруг появляется сам академик Фирсов, физик. Пожилой, загорелый, красивый, с молодой некрасивой женой. Она сразу начинает рассказывать, какой у них одаренный ребенок. Тем временем мы все поднимаемся по лестнице – вернее, по наружному карнизу огромной лестницы. Мы идем с наружной стороны перил, вот. В середине большой пустой проем. Так было – во сне вспоминаю я – в доме, где жил мой друг Андрей Яковлев.

Карниз узкий, в некоторых местах обломанный. Мне страшно. Академик Фирсов спрашивает, чем здесь воняет. Я говорю:

– Там внизу кухня, буфет какой-то.

Он говорит:

– Но почему такая вонь?

Я говорю:

– Теплый воздух поднимается кверху. Вы же физик, должны понимать!

Второй сон. Дождь

Старый Тишинский рынок, какой он раньше был. Коричневые большие павильоны, маленькие одежные магазины. Комиссионки и уцененки. Дождь идет. Деревянные решетчатые помосты поверх луж.

Женщина говорит, чтоб я ее подождал, и забегает в такой вот магазинчик.

Я жду. У меня промокли ноги. Вода заливает деревяшку, на которой я стою. Дождь идет так сильно, что грязь брызжет на меня снизу. Холодно. Я бормочу: «Ну, кем это надо быть! Чтоб так заставлять ждать!»

Звоню ей по мобильному. Там механический голос:

«Данный клиент в нашей гостинице не зарегистрирован». Ужас. Под ногами ручьи грязной воды. Я бегу к тому магазинчику – он закрыт. К другому – тоже закрыт. Я промок до колена. Все магазины закрыты, все павильоны, где торгуют разным рыночным товаром, мясом и овощами, – тоже.

Звоню еще раз. Гудки. Что-то щелкает. Мне кажется, что она отвечает, но очень тихо, щелчки мешают, плохая связь.

Я кричу: «Алло! Алло!»

И на всю пустую, затопленную дождем площадь, из всех динамиков, развешанных по фонарным столбам, она отвечает:

– Да! Да! Я тебя слушаю! – Она говорит гулким, низким, почти мужским голосом.

Голос мамы

Дача. Из-за двери слышно, мама с кем-то разговаривает. Кажется, по телефону. Потому что я не слышу второго собеседника.

< 11 июня у мамы день рождения – но вот приснилась на два дня позже. >

Кисея

Опять дача. Кисея, кружева на окнах. Занавески-бризки. Маленькие гвозди вбиты в оконные рамы примерно на уровне глаз. На гвозди натянута леска, то есть не леска даже, а такая белая синтетическая нитка, она держит бризки. Они всегда сдвинуты.