Всмотревшись, Инес Галло окатила меня безмолвным презрением – очевидно, прекрасно знала, кто перед ней.
– Извините, что без приглашения.
– Люди, вы совсем не понимаете намеков. Надеюсь, вы любите ночевать в обезьяннике.
Голос у нее был низкий, сиплый – больше подходил дальнобойщику или шестифутовому вышибале, а не этой кряжистой, но все-таки маленькой женщине. Она едва дотягивала до пяти футов, но сложена была как шлакоблок. Схватила телефон со столика в библиотеке, потыкала в кнопки.
– Я бы на вашем месте воздержался.
– Правда?
– Койот – любопытное имечко. Лично я бы предпочел, чтобы меня друзья прозвищем компрометировали поменьше. Работорговля? Принудительный труд? Приятель из таможенно-иммиграционной полиции говорит, в вашем родном городе были неплохо поставлены дела. Пуэбла, если не ошибаюсь? Так вот он мне рассказывал, что раз в год туда приезжала загадочная женщина в пустом минивэне, а потом уезжала, битком набив его людьми, – штабелями их складывала, как дрова. Я с парой-тройкой побеседовал. В замечательных подробностях описали женщину за рулем. За каждое нарушение – от трех до семи лет. Сколько фильмов вы так успели снять? Десять? От тридцати до семидесяти, значит. Я подозреваю, после «Гребня» вас в федеральной тюрьме ждет нехилый культурный шок.
Излагая все это, я наблюдал за ее лицом. И на слове «работорговля» понял, что попал в яблочко.
И слава небесам, потому что я блефовал. У меня не было ни друзей в таможенно-иммиграционной полиции, ни свидетелей. Последние дни я читал и перечитывал свои наспех восстановленные записи, пытаясь найти против Галло хоть что-нибудь, любую мелочь. И то и дело утыкался в ее прозвище, помянутое Пег Мартин и Марлоу Хьюз. Койот. Койот – дикая собака прерий, но к тому же сленговое название тех, кто переправляет нелегальных иммигрантов из Мексики в Штаты. Диапазон огромен – от мелких семейных лавочек до миллиардных бизнесов, спонсируемых наркокартелями.
Пег Мартин отдельно упомянула, что койотом Инес Галло звала съемочная группа, и я призадумался: может, это потому, что Галло и впрямь их койот? Это, плюс она уроженка Мексики, плюс делала для Кордовы всю грязную работу, по словам Марлоу, – и так сложилось мое теоретическое допущение: отнюдь не исключено, что нелегалов в «Гребень» возила Галло. Скорее всего, договаривались так: они три месяца работают на площадке, наблюдая мириады черных дел, а затем им угрожают, дабы не проговорились, и пусть катятся на все четыре стороны. Конечно, гипотеза была хлипкая, и я не ожидал, что она выстрелит, – до этой самой минуты, когда увидел, как сильно Галло побелела.
За годы, что миновали со свадебной фотографии, где она так юно блестела глазами, – и даже с того дня, когда она вместо Кордовы приняла премию Киноакадемии за «Тиски для пальцев», – Галло очень переменилась. Словно десятилетия на службе у режиссера, вечно подле него, обратили ее в камень – седые волосы вьются жестче, низкий лоб отяжелел, губы – как тугая бечевка. В ней не осталось ни капли легкости или беспечности. Но может, это неизбежно, если ты решил навеки остаться на орбите исполинской планеты, чья масса превращает твою собственную в ничто.
Она ни мускулом не шевельнула, лишь напряженно разглядывала меня. Затем отложила телефон.
– Чего вы хотите, мистер Макгрэт?
– Побеседовать по душам.
– Нам не о чем говорить.
– Вот не согласен. Можем начать с того, что Александра Кордова умерла в двадцать четыре года. Затем у меня есть и другая проблема: все, с кем я обсуждал Александру, исчезли, дом одного из них сгорел дотла. Если поговорите со мной, может, мой друг-таможенник посмотрит сквозь пальцы на ваши закупки рабского труда.
Галло вскипела, но прикусила язык, медленно отошла к бару в углу и налила себе выпить.
– Если это рабский труд, миллионы жизнь бы отдали, чтобы попасть в рабство, – буркнула она. – Эти люди жили по-царски.
– Они не могли уйти. Говоря строго, они были пленниками.
– Они этим и заплатили – обо всем было уговорено заранее. Никакого принуждения, никакой лжи. После съемок мы от них еле избавлялись. Все хотели остаться навсегда.
– Как детишки в Эпкоте.[113]
Обрыдаться.Она сощурилась:
– Чего вы надеетесь добиться?
– Правды.
– Правды.
Она ухмыльнулась – коротко сверкнула улыбкой, точно сломанная зажигалка искрой, – затем посерьезнела. Мое появление ее ошарашило – в этом я был уверен, – и теперь она размышляла, как себя вести, как побыстрее меня вытурить. Видимо, решила подыграть, во всяком случае до поры: склонила голову набок и натянуто улыбнулась:
– Что-нибудь выпьете?
– Если вы не добавляете мышьяк.
Она налила «Джеймисон» из той же бутылки, откуда наливала себе, и сунула мне стакан.