Ночное кино

Менеджер снова поджидал меня, сверкая глазами. Какой-то высокий блондин постучал его по плечу – поздоровался, стиснул руку.

Я подходить не стал. А вот, пожалуй, и мой шанс.

Блондин представил менеджеру своего друга. Менеджер оторвал взгляд от меня, а я развернулся на сто восемьдесят, ринулся прочь в гущу толпы и нечаянно врезался в спину официанту. Тот не удержал коктейль, и бокал разлетелся вдребезги на полу.

Я поднажал, пряча глаза. Все женщины на шпильках, ногти на ногах выкрашены черным и заострены, как диковинные шипы. А затем отметил неуместную деталь: грязные белые «конверсы». На официанте.

Хоппер.

Он вырядился в униформу из кладовой. Раскачивая серебряным подносом, по-хозяйски бродил среди гостей. Я пристроился рядом.

– Мне пора валить. Меня вычислили.

Он кивнул:

– Пошли.

Мы свернули влево, поработали локтями в толчее и сбежали по мраморным ступеням. Хоппер неторопливо направился к крошащейся каменной стене, которая опоясывала весь зал.

Зримой двери в ней не было. Хоппер ладонью нажал на лицо прилегшей женской статуи, покрытой мхом.

Двери не появилось. Нахмурившись, он потыкал в растрескавшиеся руки, ноги, голые ступни. Клятая дверь не отворялась.

Я оглянулся.

За нами из салона беспокойно наблюдали двое гостей. Один помахал официанту.

Появился менеджер. Он рьяно толкался в толпе, что-то шепча в гарнитуру и глазами сканируя периметр атриума.

Вот-вот меня засечет.

– Не получится побыстрее? – прошептал я.

– Я только что отсюда вышел, честное слово.

Я шагнул ближе, пощупал стену, а Хоппер принялся лапать другую прилегшую статую. Нажал ей на руки, на лицо, груди, глаза, и, слава тебе господи, она вдруг подалась, открыв нормальную прямоугольную дверь в длинный коридор с белыми стенами, оранжевым линолеумом и двойными дверями из нержавейки в самом конце.

Мы кинулись туда со всех ног.

– А говорил, что нас выпрут из-за меня, – бросил Хоппер через плечо.

– Побочный эффект получения важной информации.

– Да ну? Это какой же?

– Александра вломилась сюда несколько недель назад. Напала на члена клуба по кличке Паук. Мастерство не пропьешь.

– Паук? А по-нормальному его как звать?

– Не выяснил.

Сквозь распашные двери мы влетели в ресторанную кухню. Жизнь там била ключом: суетились повара в белом, бурлили котлы, пахло мясом и чесноком. Кое-кто озадаченно глянул, как мы с Хоппером, не сбавляя хода, несемся мимо столов, плит со скворчащими сковородами, сервировочных тележек и подносов с десертами.

Через другие распашные двери мы выбежали в другой пустой коридор.

Хоппер ткнул пальцем и пропыхтел:

– До самого конца, направо, дверь во двор.

Я рванул было туда, но затормозил, когда он за мной не последовал.

– Остаешься?

Он уже возвращался в кухню.

– Я только начал.

– Поосторожнее там. И спасибо, что жопу мою прикрыл.

Он ухмыльнулся:

– Она еще голая.

52

В конце я свернул направо к запасному выходу. Из репродуктора заверещала сирена.

Менеджер сообщил о нарушении безопасности.

Я толкнул дверь и выскочил наружу.

За дверью оказалась освещенная погрузочная площадка – на дороге толчея грузовиков и два черных «кадиллака-эскалейд». На ящике покуривал одинокий официант. Когда я небрежно прошествовал мимо, он улыбнулся. Я сбежал по ступенькам и зашагал по каменистой дорожке вдоль боковой стены.

Тут у нас, видимо, восточная сторона.

Я свернул за угол и застыл.

Передо мной был парадный вход в особняк – под прихотливой колоннадой порт-кошера толкутся охранники в черном. Перед входом припарковался серебристый «рейнджровер», заднее стекло опущено – кто бы там ни был, его искали в списках гостей. Подъездная дорога изгибалась влево, в густой лес – вероятно, на север, к шоссе Олд-Монток, прочь отсюда, на волю. Еще левее за деревьями виднелись газон и довольно набитая парковка.

Там я не выберусь. Охранников явно предупредили: они рассыпались и пошли внутрь. Один обернулся, махнул другому – и они направились ко мне.

Я попятился и кинулся бежать, снова миновал погрузочную площадку и курящего официанта. Когда я промчался мимо, он вскочил и что-то крикнул; я свернул за нежданно подвернувшееся крыло особняка, где все окна были темны, но, честное слово, на миг – может, ветер в кустах – расслышал глухой, протяжный человеческий стон.

Да блин. Не сбавляя темпа, по кустам, по клумбам я бросился на задний двор, опять свернул.

И опять застыл.

Газон на задах был залит светом. Вокруг патио и бассейна роились охранники – двое рассматривали лестницу Дюшана.

Я опять развернулся, глянул через плечо. Топот охранников надвигался.

Я протиснулся мимо гор мусорных мешков, вскарабкался на каменный парапет, перебежал травяную полосу, влетел в высокую живую изгородь и ломанулся напрямик в густые ветви – все равно что продираться сквозь туго сплетенный невод. Пригнувшись, я полз, руками ломая сучья.

Позади, перекрикивая рев океана, кто-то завопил.

Я пробился через изгородь и встал.