Ночное пламя

Кайра не знала, что он прочел в ее глазах, только увиденное привело его в дикую ярость.

— Не бойтесь, миледи! Я прикоснулся к вам лишь потому, что не желаю пропустить битву. Я даже позаботился о том, чтобы вы ехали на своей кобыле. Вы должны быть мне признательны.

— Они вас убьют, Кинси.

— Мертвецы, дорогая Кайра, еще никого не убивали. А они умрут. И вы увидите это собственными глазами, прежде чем вас казнят.

— Кто здесь командует?

— Кто? Вы рассчитываете на спасение, обратившись к более знатному лорду? Напрасно. Уоррен болен, а Крессингхэм — надутый дурак, хотя, надо признать, ему нет равных в ненависти к мятежникам. Вряд ли он станет вам помогать. Идемте, миледи, битва началась.

Тем не менее в лагере оставалось немало пеших и конных воинов, рыцарей, оруженосцев, священников.

Не удостоив их внимания, Дэрроу позвал Игана, который вывел лошадь Кайры.

— Скоро наша свадьба, дорогая, — улыбнулся Дэрроу, подсадив ее в седло.

— Нет, Кинси. Я всегда ненавидела вас, а теперь ненавижу еще больше.

— О да! Вы не меняетесь. Все так же высокомерны, горды и, видимо, полагаете, что нужны мне в качестве жены?

— В любом случае вы не можете жениться на мне, если я откажусь играть в ваши игры.

— Всегда есть способы добиться цели, любовь моя.

— А вдруг я умру до свадьбы? Ведь это нарушит ваши планы, не так ли?

— Если вы думаете, что вам представится шанс благородно покончить с собой…

— Зачем? Моя кобыла не боевой конь, и если она понесет, то мне конец, раз у меня связаны руки.

Дэрроу заколебался.

— Не слушай ее, — предупредил Иган. — Она только и думает о бегстве к своему шотландскому любовнику.

— Как, по-твоему, она сбежит?

— И правда как? — спросила Кайра, обращаясь к Игану. — Вы же так уверены, что ваша мощь намного превосходит силы мятежников!

Дэрроу шагнул к ее лошади и вытащил из-за голенища нож.

На мгновение Кайре показалось, что он собирается вонзить его ей в сердце, чтобы тут же на месте покончить со всем, но он перерезал веревки, стягивавшие ее запястья.

— Могли бы поблагодарить меня, — буркнул он. Кайра молча смотрела на него, потирая запястья. — Сделаете хоть одно движение не в том направлении — и я сдеру с вас живой шкуру. Ричард, моего коня! И прикажи строиться. Мы выступаем.

* * *

Известие о перебежчике обеспокоило Аррена. Тот мог донести англичанам, что заболоченный луг за мостом представляет собой настоящую ловушку для всадников в тяжелых доспехах. По обе стороны от насыпной дороги была поросшая травой жидкая грязь, в которой вязли лошади.

Может, он так и сделал.

Но англичане либо пренебрегли его мнением из-за чрезмерной гордыни, либо не поверили, как предателю.

Возможно, английские полководцы оказались не столь хороши. Поговаривали, что Уоррен просил короля освободить его от командования войсками в Шотландии, ссылаясь на нездоровье, но Эдуард отказал.

Зато Крессингхэм рвался в бой, готовый раздавить бунтовщиков, однако его ненавидели и презирали даже собственные воины.

Как бы там ни было, конница англичан двинулась по мосту, добротному, но слишком узкому, и рыцарям пришлось образовать колонну в два ряда.

— А мы чего стоим без дела? — волновались шотландцы.

— Всем ждать! — приказал Аррен своим людям.

Обучение дисциплине не прошло даром: благородные рыцари и простолюдины, богатые и бедные, молодые и старые терпеливо ждали.

Англичане шли.

Полчаса. Час. Полтора часа.

Шотландцы стояли.

— Аррен? — нервно окликнул его Патрик.

— Мы ждем.

Выдержка, дисциплина, терпение.

Лишь Пикту не стоялось на месте, он переступал ногами и махал хвостом, отгоняя досаждавшего ему овода.

— Спокойно, — тихо сказал Аррен, похлопывая коня по крупу.

Может статься, что это последний день его жизни. А если нет…

Сумеет ли отомстить? Весь год он жил, согнувшись под тяжестью вины, заглушая боль яростью. Если он уцелеет в битве…

Прошло еще полчаса.

Если уцелеет, то, возможно, похоронит наконец своих мертвых. Освободится от прошлого, обретет будущее, станет независимым и свободным, как Шотландия.

Аррен не хотел думать о Кайре. Но — возможно, в свой последний час — невольно вспомнил, как оставил ее спящей на берегу, как сказал, что не женится на ней и никогда не полюбит.

А вот полюбил, она стала ему необходимой. И убеждал он, в сущности, не Кайру, а себя, ибо велик его долг по отношению к тем, кто умер. К Алесандре, нежной, ласковой жене, которая принадлежала ему душой и телом, разделяла его мечты об освобождении Шотландии.

Сегодня он заплатит свой долг, пусть даже ради этого потребуется отдать собственную жизнь.

Минуло еще полчаса.

Англичане шли и шли.

Он посмотрел в сторону Эбби-Крейга, откуда Уоллес наблюдал за перемещением войск.

А шотландцы не покидали своих позиций.

Английская конница перетекала через мост — знатные воины и рыцари с оруженосцами, которые несли штандарты с гербами.

Лошади нетерпеливо гарцевали под всадниками.

В напряженной тишине слышалось звяканье сбруи.

Ветер трепал знамена.

Затем протрубил рог.

Это был сигнал.

— Вперед!

— К бою!

— Копьеносцы! На фланг, к мосту! Захватить переправу!