Ночное солнце

— Вас обвиняют в прелюбодействе, лжи и малодушии, повлекшей за собой смерть ребенка! — привстала из-за стола худенькая женщина средних лет. У нее были волосы цвета миндаля, подстриженные идеальным каре.

«Это же парик! — возмутилась про себя Самоварова. — Негоже коммунистке носить парик!»

На женщине была черная водолазка, на которой красовалась рубиновая, в виде паука, брошь.

Варя перевела взгляд на старушку. Ее брошь была в виде цветка, старинная, но из дешевых. Такие часто пылятся на витринах недорогих антикварных лавок.

Обвинительница с миндальными волосами продолжила:

— Вы, Аря, отчего-то решили, что имеете право на счастье с чужим мужчиной, так? — глумливо усмехнулась она.

Черты ее лица были безликими, будто она в любой момент могла стать кем-то еще.

— А почему вы так ее называете? — не вставая с места, вступила в разговор возрастная, с короткими завитыми фиолетовыми волосами полноватая женщина. — Обвиняемую зовут Самоварова Варвара Сергеевна! — категоричным тоном отметила она. — Она несколько раз приходила в наше прекрасное заведение, которое, замечу, имеет кучу похвальных грамот.

— Это по паспорту ее так зовут, а судим мы Арю! — рявкнула на «фиолетовую» обвинительница.

— И бьют не по паспорту, а по физиономии, — попытался пошутить квадратный, но никто на его замыленную шутку даже не улыбнулся.

«Как это все странно! — подумала Самоварова. — Консилиум ведет не профессор, как следовало бы, а эта нервная женщина в парике. И почему консилиум, если меня судят?!»

Квадратный громко закашлялся. Варя принялась считать звездочки на его погонах, но постоянно сбивалась — они то прибавлялись, то исчезали.

— Не понимаю, из-за чего весь сыр-бор! — откашлявшись, сказал мужчина. — Мы вроде собрались для того, чтобы проголосовать, есть у Варюши шизофрения или нет. Мое мнение — нет.

— И на чем же оно основано?! — вскинула брови невролог. — Вы не врач, вы — свидетель защиты.

— Безусловно! — кивнул головой офицер.

Обвинительница, сжав тонкие длинные губы, покосилась на него с неприкрытой ненавистью.

— Как он может быть свидетелем, — перевела она на докторшу возмущенный взгляд, — он же соучастник!

— Экая ты шустрая! — с интересом поглядел на нее офицер. — Ты тут что, организацию банды нам шьешь?

Обвинительница ни капли не смутилась.

— На работе он часто заде-е-ерживается, — многозначительно растянула она, теперь уже обращаясь к поджарому, сидевшему рядом с ней. — Страсть пожирает совесть!

Мужчина, не отреагировав на ее слова, перевернул анкету чистой стороной вверх.

— А давайте-ка лучше пульку распишем… Полковник, — вытянул он шею в сторону офицера, — вы же наверняка неплохо играете!

— Играю, — с неприязнью ответил тот, — но с вами играть не буду. Гусь свинье не товарищ!

Докторша привстала и постучала ручкой по столу.

— Попрошу сохранять порядок! Вы, — ткнула она ручкой в сторону обвинительницы, — не забегайте вперед! А вы, — повернулась она к поджарому, — не забывайте, куда пришли. Ну а вы, — обратилась она к квадратному, — не хамите!

— А-ха-ха! — вдруг оглушительно захохотала обвинительница. — Хами не хами, вы же все тут играете краплеными картами!

Она вышла из-за стола и, приблизившись к старушке, схватилась за брошку на ее балахоне.

— Вот вы, например, украли мою брошку! — визгливо заверещала она. — Да еще посмели прийти в ней на консилиум!

— Деточка, — бабуля с силой ударила нахалку по руке и, кряхтя, встала со стула, — эту брошку я сдала в лавку старьевщицы. К тому же у вас есть своя! — ткнула она скрюченным пальцем на рубинового паука на груди обвинительницы. — Она ведь вам от раскулаченной прабабки досталась? — язвительно спросила она.

Балахон на старушке превратился вдруг в велюровый, бутылочного цвета халат с вышитой на груди розой. Вытащив из его кармана колоду потрепанных пухлых карт, она элегантным жестом бросила их на зеленое сукно. — Вы чертите, чертите пулю, доктор, — молодым, залихватским голосом обратилась она… к Валерию Павловичу.

Ну конечно, это был Валера!

Варя собралась было к нему подбежать, но поняла, что не может сдвинуться с места — ее ноги будто увязли в бетоне.

— Страсть пожирает рассудок! — сама от себя не ожидая, громко выкрикнула она. — Просто у одних полностью, а у других он восстанавливается!

— Ты это кому тут чешешь, тварь? — Обвинительница развернулась и медленно направилась в ее сторону.

Двигалась она как зомби — широко расставив обтянутые черными кожаными легинсами длинные ноги, руками же, раскинутыми в стороны, словно прощупывая пространство. Глаза ее закатились, обнажая белки.

— Ты больной жене полкана про свой восстановленный рассудок втирать будешь! — выкрикивал ее перекосившийся рот. — Моралисты хреновы! Вы все тут играете краплеными картами!

— Деточка, — приоткрыв откуда-то взявшийся на столе бархатный ридикюль и вытащив из него тугую пачку советских красных десятирублевок, подала бодрый голос старушка, — такова жизнь. Такими всегда и играют! Доктор, предлагаю десять копеек за вист.