Ночное солнце

Некоторое время Гюльназ стояла неподвижно. Что же делать? Кинуться за Сергеем Марковичем? Но куда? Она еще раз развернула записку, еще раз прочитала ее. Будто заблудилась между строк этого крошечного обрывка бумаги. Была околдована чарами только что прочитанных строк и при повторном прочтении открыла какой-то новый смысл этих слов. Интересно, зачем приходил Сергей Маркович? Неужели просто так, навестить? О боже, зачем я послушалась Зину и осталась там. Вдруг Сергей Маркович больше не придет? Нет, придет, он же сам написал, "если смогу... зайду завтра вечером"...

"Если смогу..." Эти слова она произнесла вслух и вздрогнула. Их можно было толковать как угодно: Сергей Маркович мог и не прийти. Вот обещал же он в прошлый раз, а не пришел. И она, и Искендер были уверены, что он придет, а он будто совсем исчез. А вот теперь, спустя два месяца, объявился, сам пришел повидаться, хорошо, что записку оставил.

Она открыла дверь, вошла в квартиру: размотала на голове шаль, сняла ее и повесила на вешалку. Огляделась. Прежде всего поискала следы рук больших, сильных рук Искендера - на домашних вещах. Кровать была в том виде, в каком она ее оставила; никто не прикасался к пустой и холодной посуде, Несколько угольков, положенных ею по счету перед печкой, казалось, тихонько потрескивали, но это ей только казалось. В комнате было холоднее обычного. Из щели в оконной раме, хоть и заткнутой ватой и тряпками, дуло. И весь этот день, до самого вечера, ей предстоит коротать в одиночестве. В запасе оставалось немного угля - можно было разжечь печь. Все равно она здесь ночевать не будет... Зина будет ждать ее в теплой комнате. На что ей уголь?

Она присела на корточки перед печкой и хотела протянуть руку, чтобы набрать угля, как вдруг кто-то будто схватил ее за руку: "Постой! Потерпи! Еще можно не разжигать печку!" Это был голос ее сердца.

Она выпрямилась. Еще не было одиннадцати. Данилов обещал прийти вечером. Значит, у нее есть несколько часов свободного времени. Можно сходить на почтамт.

Она уже обмотала голову шерстяной шалью, собралась выходить и вдруг вспомнила: а если придет Искендер? Надо опять оставить записку в замочной скважине: "Искендер, я ушла недалеко. На почту и обратно. Вечером буду дома. Гюльназ".

Аккуратно вложила записку в замочную скважину, заперла дверь. Ключ даже не коснулся бумажки.

Но лучше было бы ей на почту не ходить, одно расстройство. Ни от Искендера, ни из дому писем не было.

Тем же путем она возвратилась обратно. Мысль, как бурав, сверлила в мозгу. "Ну почему Искендер ничего ей не написал? Допустим, у него нет возможности, а почему не пишет Эльдар? Допустим, и у него времени нет, но из дому-то почему не пишут?" Эти "почему" так и волоклись за ней следом. Здесь, на знакомых тротуарах и поворотах улиц, число этих "почему" все множилось. Из развалин ее госпиталя как будто еще доносился вопль Виталия: "Гюля, где ты?" В ушах ее все еще отдавалось проклятье Германа Степановича: "Так вам и надо, получайте!"

Сердце ее готово было разорваться от тоски и одиночества. А город будто вовсе опустел. На него, как после воздушного налета, вдруг опустилась давящая, тяжкая тишина.

Она шагала медленно, сама не знала, куда бредет. По внешнему виду зданий, мимо которых она проходила, по разговорам, одежде входивших и выходивших людей она старалась определить: военное ли это учреждение или гражданское...

Она шла и вдруг увидела на левой стороне улицы низенький домик с частыми окнами, выходящими в небольшой скверик. Перед ним стояла машина "скорой помощи". Она поняла, что это госпиталь. Сердце ее забилось с тайной надеждой. А вдруг это та самая машина, о которой говорил Искендер. В этой машине он увидел доктора Салиму, даже побежал за ней, хотел разглядеть номер, но он был залеплен снегом. Свернув налево, она вошла в скверик. Как человек, хорошо знающий, куда он идет, она спокойно и уверенно направилась прямо к двери. Было тихо. В скверике - никого. Она смело отворила большую тяжелую дверь и очутилась в вестибюле. Справа был просторный красивый гардероб. Но он был пуст, там висело только несколько белых халатов. Слева, вдоль стены, - довоенный фотостенд.

Гюльназ двинулась вперед. В коридоре ей повстречалось несколько женщин в белых халатах. Они собирались пройти мимо, даже не взглянув на нее, но она сама их остановила.

- Извините... Вы не скажете?..

Одна из женщин - как видно, врач, Гюльназ заключила это по ее серьезному лицу и по фонендоскопу, торчащему из кармана халата, остановилась.

- Слушаю вас... - И она вопросительно посмотрела на Гюльназ.

- Не работает ли здесь доктор Салима? Салима Салимовна? Не знаете ли вы...

- Нет, не работает, и такого врача мы не знаем. Проговорив это, она быстро удалилась. Гюльназ, вся красная, растерянно смотрела ей вслед. Что она такого спросила? Разве можно быть такой невежливой? Слезы душили ее. С трудом взяв себя в руки, она собралась было уйти, как вдруг столкнулась лицом к лицу с пожилой женщиной. С печалью на улыбчивом лице та смотрела на нее.

- Что с вами, дочка? Кто вам нужен?