Ночной администратор

Лежа в роскошных апартаментах, бодрствующей частью сознания Джонатан продолжал упорно трудиться, все подмечая и запоминая на будущее. Он прислушивался к беспрерывной болтовне негров за окнами и вскоре уже узнавал Гамса, чинившего деревянный помост, и Эрла, обрабатывающего гальку для сада камней, большого поклонника футбольной команды Сент-Киттса, и Талбота, лодочника, отлично исполнявшего калипсо. До него доходили звуки работы каких-то механизмов, скорее всего электрических вагонеток. Он видел на фоне неба силуэт носящегося взад-вперед «бичкрафта» и представлял себе Роупера в очках с каталогом «Сотби», возвращающегося на свой остров вместе с Джед, просматривающей журналы. До ушей Джонатана долетали отдаленное ржанье лошадей и цокот копыт с конюшни. Иногда раздавалось рычание сторожевого пса и тявканье собак поменьше, наверно гончих. И он уже догадался, что эмблема на кармане его пижамы изображает кристалл. Как это не пришло ему раньше в голову?

Он также заметил, что его элегантная комната не избежала разрушительного воздействия тропического климата. Оказавшись в ванной, Джонатан обнаружил, что вешалка для полотенца, несмотря на ежедневный уход, за ночь покрывается солеными разводами испарений. А как окислились держатели стеклянных полочек и шурупы, которыми они привинчены к кафельной стене. Бывали часы, когда воздух становился настолько тяжел, что даже вентилятор сдавался, тогда Джонатану казалось, что он обмотан мокрой простыней, которую не в силах содрать с себя.

И он помнил, что его персона все еще стоит здесь под знаком вопроса.

* * *

Однажды вечером на воздушном такси его навестил доктор Марта. Он спросил, говорит ли Джонатан по-французски, и тот ответил утвердительно. Поэтому, пока Марти осматривал голову и пах Джонатана, стучал маленьким резиновым молоточком по его коленям и рукам, заглядывая ему в глаза с помощью офтальмоскопа, Джонатан отвечал на серию не совсем обычных вопросов по-французски, понимая, что его проверяют отнюдь не на предмет здоровья.

– Но вы говорите по-французски как европеец, мсье Ламон!

– Нас так учили в школе.

– В Европе?

– В Торонто.

– Но в какой же школе, черт возьми! Они там семи пядей во лбу?

И все в таком же роде.

Доктор велел отдыхать и ждать. Ждать чего? Пока вы меня разоблачите?

– Чувствуете себя немного лучше, Томас? – заботливо спросил Тэбби со своего места у двери.

– Пожалуй.

– Тогда хорошо, – откликнулся Тэбби.

Чем скорее выздоравливал Джонатан, тем внимательней его сторожили.

* * *

Увы, сколько ни силился Джонатан, ему не удавалось что-нибудь узнать о доме, где его держали. Не слышно было дверных звонков, телефонов, факсов, запахов кухни, обрывков разговора. Он вдыхал медовый аромат жидкости для полировки мебели, инсектицид, благоуханье свежих и сухих цветов, а иногда, при соответствующем ветре, запах конюшня. Тянуло жасмином, свежескошенной травой и хлоркой из бассейна.

И все же он, сирота, солдат и гостиничный служащий, вскоре ощутил нечто известное ему из прошлого: ритм хорошо отлаженной системы, не дающей сбоев даже при отсутствии высшего администратора. В полвосьмого утра начинали работу садовники, и Джонатан мог проверять по ним свои часы. Ровно в одиннадцать удар гонга оповещал о наступлении двадцатиминутного перерыва, тишину которого не нарушал ни единый звук. В час гонг звучал дважды, и при желании, Джонатан мог расслышать звуки местной речи из рабочей столовой.

В дверь постучали. Фриски открыл и ухмыльнулся.

«Коркоран развращен, как Калигула, – предупреждал Берр, – и хитер, как стая обезьян».

* * *

– Старина, – послышался хриплый голос представителя английских верхов, сопровождаемый запахом вчерашнего алкоголя и выкуренных поутру отвратительных французских сигарет. – Как сегодня наше самочувствие? Ну что ж. С красным цветом Гарибальди покончено, и на голубого бабуина вы больше не смахиваете. Сегодня у нас расцветка старой ослиной мочи. Можно ожидать скорого выздоровления.

Карманы ворсистой куртки майора Коркорана были набиты ручками и всяким хламом. Обширные пятна пота шли от подмышек к животу.

– Я хочу скоро уехать, – сказал Джонатан.

– Разумеется, дружок, когда пожелаете. Поговорите с шефом. Они скоро вернутся. В зависимости от погоды и всего прочего. У нас неплохой аппетит, не правда ли? И спим мы крепко. Ну, до завтра. Пока.

Когда наступило «завтра», снова явился Коркоран, стал снова его разглядывать и дышать на него табаком.

– Ну-ка, выкатывайся отсюда, Фриски, любовь моя.

– Есть, майор, – с усмешкой промямлил Фриски и покорно исчез за дверью, а Коркоран через полумрак комнаты направился к креслу-качалке и, крякнув, плюхнулся в него. Минуту-другую он молча курил.

– Не возражаете против сигареты, друг мой? Совершенно не могу соображать, если не держу ее между пальцев. Мне важно не мусолить эту штуку во рту и не пускать дым, а физически ощущать ее всем телом.

«В полку его не переваривали, – объяснял Берр. – Поэтому он прослужил пять лет в пресловутой армейской разведке, и неплохо на них поработал. Роупер ценит его не за красивые глаза».