Ночной дозор

– Мы будто единственные, кто уцелел в городе, – прошептала она, возвращая флягу. – Как вы думаете, здесь привидения водятся?

Джулия сделала глоток. Отерла рот.

– Может, бродит призрак Самуэля Пипса.[48] Он захаживал в эту церковь. Однажды здесь на него напала парочка грабителей.

– Не будь я пьяной, слушать бы такого не стала.

– Что-то вы быстро опьянели.

– Я уж до этого была пьяной, только не признавалась. Ладно, у меня день рожденья, имею право.

– Тогда мне тоже следует напиться. Что за радость надираться в одиночку?

Они выпили еще и посидели молча. Потом Хелен очень тихо запела:

Лимоны-апельсины! – звонят у Клементины.
Оладьи с утра! – звонят у Петра.

– Какие дурацкие слова, правда? – сказала она, оборвав пение. – Вот уж не думала, что еще их помню.

Ваша карта бита! – звонят у Маргариты.
Играем без обмана! – звонят у Иоанна.

– Вы мило поете, – сказала Джулия. – А про святую Елену там ничего не говорится?

– Кажется, нет. А что тогда прозвонили бы колокола?

– Вот уж не знаю. Может, «большие перемены»?

– Или «тюремные стены»… Как насчет святой Иулии?

– По-моему, такой святой вообще нет. И потом, она не рифмуется. Разве что, с чем-нибудь странным, вроде ульи.

– Пожалуй, вы самый не странный человек из всех, кого я встречала, Джулия.

Они говорили тихо, привалившись к черной башенной двери и повернувшись друг к другу. Когда Джулия рассмеялась, Хелен ощутила волну ее дыхания, теплого, пахнущего вином и чуть кисловатого от табака.

– Вам не странно, что по темноте вас притащили к руинам церкви? – спросила Джулия.

– Это чудесно.

– Выпейте еще вина, – усмехнулась Джулия.

Хелен покачала головой. Сердце колотилось в горле. Очень высоко и сильно, не давая сглотнуть.

– Я больше не хочу, – тихо проговорила Хелен. – Вообще-то, Джулия, я боюсь быть пьяной, когда я с вами.

Ей казалось, что не понять смысла ее слов нельзя, что они проникли сквозь тонкую, но упругую перепонку, прорвали ее, и теперь хлынет лавина неуправляемых чувств… Но Джулия вновь засмеялась и, видимо, отвернулась, потому что ее дыхание больше не касалось губ Хелен; когда она заговорила, голос ее звучал задумчиво и отрешенно:

– Как странно, ведь мы так мало знаем друг друга. Когда три недели назад мы пили чай у станции «Марилебон» – помните? – я бы в жизни не подумала, что буду вот так с вами сидеть…

– Почему вы тогда меня окликнули, Джулия? – помолчав, спросила Хелен. – Почему пригласили выпить чаю?

– Почему? – переспросила Джулия. – Сказать?… Прямо боюсь. Пожалуй, вы меня возненавидите. Я это сделала… ну, из любопытства, так, наверное, можно выразиться.

– Из любопытства?

– Хотелось… вас оценить, так что ли. – Джулия смущенно усмехнулась. – Я думала, вы догадались.

Хелен молчала. Она вспомнила странный хитроватый взгляд Джулии, когда речь зашла о Кей, и свое ощущение, будто ее проверяют и оценивают. Наконец она выговорила:

– Наверное, я все же догадалась. Вам хотелось узнать, найдете ли вы во мне то, что находит Кей, да?

Джулия шевельнулась.

– Это был гадкий поступок. Теперь я сожалею.

– Пустяки, – сказала Хелен. – Правда, это не важно. В конце концов… – Чуть затонувшее возбуждение вновь всплыло на спасательном круге вина и темноты. – В итоге мы обе оказались в несколько странной ситуации.

– Вот как?

– Я говорю о том, что было между вами и Кей…

Даже в темноте Хелен тотчас поняла, что допустила ошибку. Джулия напряглась.

– Кей вам рассказала? – резко спросила она.

– Да. Впрочем, я сама догадывалась.

– И вы с Кей говорили об этом?

– Да.

– Что же она сказала?

– Только, что это была…

– Что?

Хелен замялась и потом ответила:

– Нелюбовь – так она выразилась.

– Нелюбовь? – засмеялась Джулия. – Надо же! – Она снова отвернулась.

Хелен потянулась к ее руке. Но поймала рукав куртки.

– Что случилось? Что? Ведь это не важно, правда? Для меня это никогда не имело значения. Вы об этом думаете? Или о том, что это не мое собачье дело? Но все же до некоторой степени это меня касается. Раз Кей была со мной так честна и откровенна… – От волнения Хелен забыла, что в данной теме Кей вовсе не была с ней откровенна. – Если Кей была в этом столь открыта и искренна, зачем же нам притворяться? Если это ничего не значило для меня, почему теперь оно должно что-то значить для нас?

– Как вы великодушны! – сказала Джулия.

Реплика прозвучала так холодно, что Хелен испугалась.

– При чем здесь великодушие? Дело не в том. Я что пытаюсь сказать: мне будет горько, если между нами возникнет хоть тень отчужденности. Кей этого вовсе не хотела…

– Ох, Кей! Она невероятно сентиментальна. Вам не кажется? Прикидывается крутой, но… Помню, я повела ее на фильм с Астером и Роджерс.[49] Она проплакала всю картину. Чего ты ревела? – спросила я потом. Из-за танцев, отвечает.

Тон Джулии совершенно переменился. Она говорила едва ли не с горечью:

– Я ничуть не удивилась, когда Кей встретила вас. В смысле, как вы встретились. Прямо эпизод из кинофильма, нет?