– Погоди-ка. – Кей взяла Микки за плечо. Мужчина выдохнул, рассмеялся и закашлялся.
– Едрит твою налево! Если отыщешь ногу, ты просто кудесница, бляха-муха! Я потерял ее еще на той войне.
Отсутствовал деревянный протез. Вдобавок взорвалась не бомба, а лишь неисправная газовая плита. Мужчина поднес спичку к горелке под чайником, тут и рвануло. Протез оторвался и улетел со всем остальным; в конце концов он обнаружился на крючке для картины, где зацепился пряжкой.
Микки зло пихнула его хозяину:
– Будто нам взрывов не хватает, еще вы добавили.
– Я всего лишь хотел чайку заварить. – Мужчина все не мог откашляться, – Человек имеет право на чашку чая, нет, что ли?
Когда его подняли, стало видно, как сильно ему досталось. Ожоги на лице и руках, частью обгорели волосы, а брови и ресницы спалило совсем. Кей с Микки не знали, вести его в госпиталь или оставить, но потом все же вывели из дома и усадили в фургон.
На улице все еще полыхал огонь, однако девчонка, помогавшая тушить зажигалки, уже барабанила в двери домов; появились люди с бадьями, помпами и ведрами с песком. Безногий кого-то окликнул и попросил заколотить досками окно его квартиры.
– Похоже, придется отсель съезжать, – сказал он, глядя на суетящиеся фигуры. – Хоть бы фатеру-то не залили. По мне уж лучше пожар, чем потоп… Эй, ты чего это? – забеспокоился мужчина, когда Кей хотела захлопнуть дверцу фургона. – Запрешь меня с ней, что ли? – Он имел в виду Микки.
– Все будет нормально, – успокоила Кей.
– Легко сказать. Поглядела бы, как она обошлась с моей пижамой…
– Шибко опасался, – сказала Микки, когда они забросили мужчину в госпиталь.
– Шутишь?
– Ну ты подумай – деревянная нога! Если наши узнают…
Кей хихикнула и прохрипела:
– Кей! Кей! Ногу напрочь оторвало!
– Заткнись! – Микки прикурила две сигареты.
– Не переживай, милая. Любой подумал бы то же самое.
– Возможно. Заметила, какие у девочки красивые глазки?
– Разве?
– Кареглазых ты не замечаешь.
Зенитки смолкли, отогнав самолет, который сбросил зажигалки. Стало легко, точно справились с непомерным грузом. Всю дорогу к Долфин-Сквер Кей с Микки болтали и смеялись. Однако в гараже Партридж встретила их предостерегающим взглядом.
– Влипли, девочки.
С пачкой шпаргалок в руке появилась Бинки.
– Лэнгриш и Кармайкл, где вас черт носил? Из госпиталя вы отъехали час назад. Я уж хотела доложить штабу о вашем исчезновении.
Кей рассказала о зажигалках и раненом.
– Это никуда не годится, – заявила Бинки. – После вызова положено сразу вернуться на базу. Лэнгриш, ты слишком давно служишь, чтобы не знать правил.
– Значит, пусть улица горит и привлекает бомбардировщиков? А то нам работы мало.
– Порядок тебе известен. Делаю предупреждение. Слишком уж своевольничаешь.
Телефонный звонок позвал Бинки в ее каморку; через минуту она вернулась и отправила Кей с Микки по новому вызову. Бомбардировщики убрались из Пимлико, однако натворили дел в Камберуэлле и Уолуорте. Два фургона местной станции попали под обстрел и вышли из строя; Кей, Микки и еще четыре водителя с Долфин-Сквер поехали на другой берег реки на замену. Работа выдалась скверная. В Камберуэлле людей придавило рухнувшим домом; Кей помогала врачу наложить шины на размозженные ноги ребенка – девочка пронзительно кричала, едва к ней прикасались. Потом на другой улице занимались двумя мужчинами, которых посекло осколками, – они были так изрезаны, словно попались под руку маньяку с ножами.
К четверти второго, когда смена почти закончилась, Кей с Микки сделали пять ездок. На Долфин-Сквер они вернулись вконец измотанные. Свернув с улицы, Кей выключила мотор и дала машине по инерции закатиться в гараж. Дернула рукоятку тормоза, откинулась на сиденье и, закрыв глаза, спросила Микки, которая сидела в той же позе:
– Что видишь?
– Бинты.
– А я дорогу; всё бежит.
Фургон изгваздался как никогда; еще с четверть часа они набирали в ведра ледяную воду и окатывали машину. Потом занялись собой. В гараже имелась неотапливаемая комната с табличкой «ЖЕНСКАЯ ДЕЗИНФЕКЦИОННАЯ». Там стояло нечто вроде корыта с холодной водой. Смыть кровь, спекшуюся с пылью, было чертовски трудно. Микки обходилась без украшений. А Кей носила на мизинце простенькое золотое колечко, расставаться с которым не любила; приходилось сдергивать его через сустав, чтобы смыть под ним грязь.
Кое-как оттерев руки, они сняли каски. Лица их побурели от гари и кирпичной ныли, и ремешки оставили светлые полоски на щеках и подбородках; просветы еще виднелись лишь там, где рука отирала пот, да промылись дорожки от слезившихся глаз. Ресницам уделили особое внимание – иногда в налипшей грязи попадались мелкие осколки стекла. Под лампочкой Кей и Микки по очереди обследовали друг друга: гляди вверх… вниз… порядок!
Кей вошла в караулку. Большинство водителей уже вернулись. Новенькая О'Нил бинтовала Хьюзу руку.
– Очень туго, голубушка.
– Извините, Хьюз.
– Что случилось? – спросила Кей, присаживаясь рядом.
– Со мной? Ничего, – ответил Хьюз. – Просто О'Нил тренируется.
Кей зевнула. Садиться до сигнала «отбой» – плохая примета, но она вдруг почувствовала, что до смерти устала.