Ночной фуникулёр. Часть 1

Вот так появился на свет Божий Рома-убивец, который, собственно, был и не Ромой, а… Рамоном Меркадером дель Рио, сыном влиятельной испанской коммунистки Каридад Меркадор — женщины крайне интересной судьбы. Среди ее богатых предков был вице-губернатор Кубы, а ее прадед являлся испанским послом в России. Каридад ушла от своего мужа, испанского железнодорожного магната, к анархистам и бежала в Париж с четырьмя детьми в начале 30-х годов… А в 1940 в жаркой Мексике ее сын вошел в кабинет человека не менее интересной судьбы — Льва Давидовича Бронштейна-Троцкого — и ударил его по голове небольшим острым ледорубом, который до того был спрятан у него под плащом. Троцкий сидел за письменным столом и читал авторскую статью самого Меркадера… Это, кстати, оказалось последним, что теоретик и вождь революции сумел прочитать в своей насыщенной, судьбоносной жизни… Меркадера арестовали под именем Фрэнка Джексона, канадского бизнесмена. Его дважды в день избивали сотрудники мексиканских спецслужб — и так продолжалось все шесть лет, пока, наконец, не удалось раскрыть его истинное имя… Всего же в тюремных застенках он провел долгие двадцать лет, но так и не признался, что убил Троцкого по приказу советской разведки, с личного благословения товарища Берии… Потом он прожил еще немало лет, по большей части в России. А в 1978 году Меркадера похоронили на Кунцевском кладбище в Москве. Там он и покоится ныне под именем Рамона Ивановича Лопеса, Героя Советского Союза.

Зашедший на огонек сосед, прозаик Бушуев, мужчина лет сорока пяти, высокий, но по бабьи безпомощно-рыхлый, долго вглядывался в смуглое испанское Ромино лицо и наконец сказал:

— Продай немедленно.

— Почему так? — удивился Гуля.

— Мерзкий тип, — поежился Бушуев, — определенно инфернальная фигура. В каких местах ты откопал его, и какой, интересно, Вергилий привел тебя туда? Продай, говорю. Хотя… — он помедлил, — написано даровито, талантливо даже. Много у тебя таких работ?

— Такая первая, — признался Гуля, — сам не знаю, наперло что-то, будто кто-то рукой моей двигал. Чудеса!

— Вот я и говорю, — задумчиво почесал переносицу Бушуев. — Кто, думаешь, рукой-то двигал, а? То-то и оно! Аромат от нее ненашенский. Факт! Чистый инфернал!

— Далось тебе, — махнул рукой Гуля, — продам, как найду кому. Деньги-то нужны…

Однако, покупателей на портрет он не искал, словно догадывался, что место для Ромы убивца давно назначено-определено (как-то он вроде бы даже видел во сне, что картина висит на какой-то шикарной, крытой шелком, стене) и следует лишь дождаться некоего сигнала. А с хлебом насущным меж тем стало совсем плохо…

Странно, размышлял Гуля, прогуливаясь берегом реки Псковы или посиживая на камешке у кромки воды, чем я должен осчастливить сей мир, что бы он меня заметил и поддержал, а может быть и отблагодарил? Гуля ощущал в себе наличие силы создать нечто настоящее; предчувствовал в подсознательной глубине некую волшебную палитру, которая, если однажды дастся в руки, то изольется потоком безусловных шедевров. И все вокруг изменится, перестанет катиться в трамтарарам. Так и будет, уверял он себя, так должно быть! Ведь гармония обязательно преображает мир. Он не сомневался, что способен сотворить Красоту. Случалось, Гуля даже пугался этой своей скрытой способности: когда она, как ему мнилось, просачивалась наружу в виде каких-то особенных жестов и слов, выражения глаз, поворота головы, позы… Он смущался, подозревая, что окружающие это тоже замечают… Иногда у него в голове просто разверзались небеса, и ему казалось, что вот-вот — и все его чаяния разрешатся. Но… божественных небошественных явлений, увы, не наблюдалось. Вроде бы и было там что-то этакое, но Гуля опасался рассматривать (скорее, вовсе этого не хотел), потому как вдруг это «нечто» оказалось бы чем-то весьма посредственным, без широты, без размаха? Что тогда? Как жить? Как? Гуля пугался. Всякая высказанная мысль есть ложь, — успокаивал он себя, — и на кой ляд пытаться ее высказывать?

Однажды в его жизни возник Иван Петрович Пурик — человек, у которого были большие планы…

Они познакомились в пивной, и Гуля долго не мог поверить, что этот неряшливый обрюзгший человек с безобразно отекшим лицом, действительно преуспевающий бизнесмен.

— Мы с тобой закрутим дела! — кричал Пурик на весь шалман и стучал кулаком по липкому столу, — всех согнем в бараний рог! Вот только возьму подряд на строительство банка.

— Возьми его, Ваня, растудыт его, возьми, — будто науськивая на кого-то пса, вторил Пурику некий плешивый, опившийся на дармовщинку, субъект с сизым носом. Гуля больше молчал, пил халявное пиво, пытаясь извлечь максимум пользы из этой их первой (и последней, как был он полностью уверен) встречи.

Но Пурик появился у него дома через пару дней, трезвый и пахнущий дорогим одеколоном.

— Вот тебе ключи от мастерской, — начал он деловито, — она совсем рядом. Будем работать.

— А что мне делать? — растерянно спросил Гуля