Ночной гость

Украинский акцент придавал речи старшего лейтенанта мягкость и какую-то домашность. «С таким голосом человек и ругаться не сможет. Найдет ли он преступника?» Во взгляде Сапожникова скользнуло сомнение.

— Как же будет со старшим сыном, — недовольно продолжал Иван Никандрович. — Ведь он же учится музыке.

Старший лейтенант милиции встал.

— Не теряйте надежду, — сказал Драч. — Может, еще что-нибудь о нем вспомните? Какой-нибудь пустяк, какое-нибудь предположение хотя бы?

— Я все ведь сказал, — Сапожников был явно недоволен. — Если сказать, что я видел его где-то, то я не помню где!

— А что, действительно его лицо вам знакомо?

— Да, знакомо, но не знаю почему.

Драч, попросив Сапожникова подождать, сходил к начальнику и вернулся с обычным альбомом. В нем оказались фотографии разных лиц.

— Нет ли его здесь, посмотрите!

Сапожников, не торопясь, пролистал весь альбом и буркнул:

— Нет его здесь.

— Вы говорите, что били его по затылку? Стоит ли об этом говорить?

— А что, я не могу стукнуть грабителя? — обозлился Сапожников.

— Ну ладно! Давайте съездим к вам! — не отвечая, отозвался Драч.

Пока ехали в оперативной машине, старший оперуполномоченный думал о словах Ивана Никандровича. Может ли ударить потерпевший грабителя или хулигана для пресечения преступления? Вопрос простой, но как ни странно, юристы не дают на него одинакового ответа. Нанесение удара преступнику при его нападении — это необходимая оборона. А нанесение ударов грабителю после совершения ограбления? Говорят, что это самоуправство. Это преступление. Взять этого Сапожникова. Он даже в чем-то нехорошем меня заподозрил, когда я ему пробормотал, стоит ли говорить об ударах, нанесенных незнакомцу. А не знает Иван Никандрович, голова садовая, что если этот преступник потребует у суда наказать Сапожникова за эти удары, то суд, подходя формально, оштрафует Ивана Никандровича. Ведь нельзя бить человека. Придется все это растолковывать ему. Несовершенен пока закон.

В поселке станции Новая Металлургическая ни в доме Сапожникова, ни возле него, ни на дороге, ни в кювете ничего, имеющего отношения к ограблению, Драч не обнаружил. Плохо. Еще раз окинув взглядом дорогу и придорожный кювет, Иван Андреевич спросил Сапожникова:

— Ну, не вспомнили, где видели этого человека?

Иван Никандрович пожал плечами.

— А может, и не видел, а просто показалось мне.

— Вы подумайте все же! А я к вам еще заеду сегодня!

Сев в машину, Драч некоторое время молчал. Шофер терпеливо ждал. Наконец, вздохнув, Иван Андреевич сказал:

— Для очистки совести поедем сначала в травмпункт поликлиники, а затем в приемный покой хирургического отделения больницы!

Машина помчалась. Сильно ли бил Сапожников грабителя? Нуждается ли он в медпомощи, пойдет ли в больницу или вызовет на дом врача скорой помощи? Скорее всего, нет, нет и нет. Но чем черт не шутит.

— На этот раз обошлось! Никто не обращался! — услышал Драч в травмпункте.

— Посмотрите сами в журнале учета, если не верите, — ответили ему в приемном покое.

Врачи скорой помощи тоже к таким больным не выезжали. Остается предупредить в комиссионных магазинах, побывать на рынке, вечером на разводе дать задание участковым уполномоченным. А пока надо зайти к начальнику.

Разговор у начальника был коротким. В помощь никого не дает. У всех есть не менее серьезные и важные заданиями у всех срочные. Ну, что ж! Надо искать пока одному. Не зайти ли на продуктовый рынок? Там иногда продаются разные вещи.

Не успел Иван Андреевич зайти на территорию базара, как сразу же остановился… Нет, не может быть. Такое только случается в кино. Среди снующих взад и вперед людей, старшему оперуполномоченному сразу бросился в глаза мужчина в белой рубашке. За спину у него был перекинут баян, который мужчина поддерживал левой рукой за ремень. Драч быстро приблизился к незнакомцу. Там ремень был оторван, как говорил Сапожников. А здесь не оторван и даже не заметно, что был оторван. Ловко, видно, прикрепил его на место.

Мужчина между тем подходил то к одной, то к другой торговке. Останавливался у тех, что продавали соленые красные помидоры. Брал те, что меньше помяты, тут же сразу толкал в рот. Сосал и причмокивал. Кожуру от помидора тут же бросал на прилавок и шел дальше. Драч обратил внимание, что разговаривал он как-то невнятно, и чувствовалось, что он выпивши.

— Ну, хватит закусывать! — Иван Андреевич похлопал по плечу баяниста. — Пойдемте со мной.

— Куда? Зачем? — осоловело отозвался пьяный.

— Правильно! Правильно! Заберите его в милицию! — обрадовалась одна из торговок. — А то он все утро ходит пробует, а покупать не хочет!

По дороге мужчина твердил, что он идет со свадьбы домой, что три дня на ней играл на баяне и хочет уже отдохнуть. Иван Андреевич не обращал на слова пьяного внимания. Пьяного плохо слушались ноги и Драчу приходилось поддерживать мужчину под руку.

В коридоре милиции старший лейтенант столкнулся с Сапожниковым.

— Вот хорошо, что вы здесь! Ну-ка посмотрите баян! Не ваш?