Ночной гость

Доставленная в райотдел девушка оказалась Пименовой Ольгой Григорьевной, работающей в одной из строительных организаций. Литвинов был занят, и Грозенок привел девушку в кабинет к дознавателю Ейришу.

«Да, недаром наши сотрудники сразу не установили ее. Ищут в монтажных организациях, а она работает в строительной», — подумал Лев Лазаревич, приступая к допросу. Пименова держалась уверенно, улыбалась и на вопросы отвечала, не задумываясь.

— Да, я была уже в банке. Приходила обменивать новые деньги пятидесятирублевыми купюрами на новые же только мелкими купюрами, чтобы можно было выдать нашим рабочим. Обменяла девятьсот рублей. Получила три пачки трехрублевого достоинства и ушла.

«Слишком уверенно отвечает и очень быстро, — думал Ейриш, глядя на кассира, — как будто заранее подготовилась, а ведь ее задержали внезапно, и я сразу же приступил к допросу. Ну, хорошо. Будем делать так, чтобы она приняла меня за недогадливого простачка».

Лев Лазаревич заметил, что Пименова, хотя и отвечает бойко, но все же смотрит настороженно, словно ждет чего-то. Дознаватель придал своему лицу выражение безразличия. Глянув в окно, он прищурился, скосив глаза на Пименову, и как можно равнодушнее спросил:

— Кроме пятидесятирублевых купюр вы какие-нибудь другие обменивали?

Когда Ейриш поворачивал голову к окну, то заметил, что Пименова бесшумно, как бы с облегчением вздохнула, но после вопроса дознавателя опять замерла. Однако ответила все же беззаботно.

— Нет! Ни сторублевых, никаких других. А почему вы меня переспрашиваете? Почему вы мне не доверяете?

«Упомянула сотку, — мелькнула у Ейриша мысль, — да и потом я ничем не показал, что не доверяю ей?! Почему она пришла к такой мысли? Потому что я переспросил, какие она меняла купюры? Но я же не спросил ее, меняла ли она пятидесятирублевые?»

— Где, когда и какими купюрами вы получили те новые деньги, что принесли в банк для обмена? — спросил дознаватель безразличным тоном, открывая ящик стола и начав там что-то не торопясь разыскивать.

— В областной конторе госбанка в тот же день. Получила тысячу пятьдесят рублей. Девятнадцать пятидесятирублевок и одну сотенную.

— Где эта сотенная?

— Отдала ее двум шоферам, которые торопились в командировку.

— Так вы даже пятидесятирублевые пришли разменять, а как же сотку отдали? Ведь логичнее дать шоферам каждому по полусотке?

— Вы что, не верите мне? Позвоните в райком комсомола, справьтесь, какая я! Там меня знают!

Она уже не улыбалась. Лицо ее побледнело. У нее уже был вид человека, который перед собой видит заклятого врага.

— Хорошо! Подождите в коридоре, а я позвоню.

Дальше нелепо продолжать допрос. Сейчас от нее ничего не добьешься. Ощетинилась, как еж. Нужны доказательства, которыми можно сломить ее упорство. Или приступить к длительному, неторопливому, с выяснением мельчайших подробностей допросу. Но на это нужно время.

Выходя из кабинета, кассир опять, но уже более спокойно спросила:

— Почему вы мне не доверяете?

«Что это она так назойливо твердит о доверии?» — подумал Лев Лазаревич, снимая трубку телефона. Но позвонил он не в райком комсомола, а к начальнику ОБХСС Литвинову.

— Николай Иванович! Вам Грозенок, наверное, сказал, что задержал кассира, которая меняла деньги первая после Абрамовой. У меня твердое убеждение, что она мне не все рассказала. Уж больно быстро отвечает и без конца твердит о доверии! Поговорите еще с ней вы!

Литвинов долго разговаривал с Пименовой. И также пришел к убеждению, что кассир рассказала не все. Заканчивая с ней разговор, Николай Иванович сказал:

— Вот что, Ольга Григорьевна! Мы легко можем проверить правдивость ваших показаний. Мы можем пойти к вам на работу и провести ревизию кассы и обыск у вас на квартире. Не добивайтесь этого. Не забывайте, что чистосердечное раскаяние по закону считается смягчающим вину обстоятельством.

Пименова сидела с опущенной головой. Во всей ее фигуре чувствовалась подавленность.

— Посидите еще немного в коридоре.

Пименова вышла из кабинета. Литвинов снял трубку телефона и позвонил следователю прокуратуры Ененкову.

— Александр Ильич! Я думаю пора тебе подключаться к расследованию. Сейчас придет Косматова. Нужно провести очную ставку с Пименовой, чтобы уточнить деталь со сторублевой купюрой. Если тебе некогда, то сами проведем. Придешь? Жду!

Через несколько минут пришел Ененков. Литвинов вышел. Вошла Косматова, она была чем-то возбуждена.

— Садитесь, Елена Дмитриевна, — сказал Ененков, доставая из портфеля бланк протокола допроса. — Ну как, может быть вы вспомнили, кому и как меняли деньги? Какие-нибудь подробности, детали, мелочи?

— Да, я вспомнила, что этому первому кассиру в бордовом пальто я выдала шесть пачек трехрублевых купюр, то есть тысячу восемьсот рублей. А она, насколько мне помнится, дала мне девятьсот рублей.

— Как же за девятьсот вы дали тысячу восемьсот?

— Она мне дала одну новую сторублевую купюру и шестнадцать пятидесятирублевых. А я ей за новую сотню отсчитала машинально тысячу рублей тоже новыми, а остальные правильно, восемьсот рублей мелкой купюрой.