Ночной гость

Рут кивнула. Они вместе вышли в сад – Фрида несла ведро с мыльной водой – и вместе помыли ковер. Рут нравилось короткое грубое прикосновение щетины под ногтями. Нравился тонкий слой пыли, покрывавшей землю под плюмерией, и серая мыльная вода, стекавшая с ковра и убегавшая в сад. Фрида разложила чистый ковер на куст гортензии для сушки, и остаток дня он шевелился на ветру, как будто кто-то сидевший под ним делал вялые попытки убежать. Потом она подмела и натерла пол в гостиной, то и дело испытующе принюхиваясь. В гостиной не ощущалось никакого запаха. Ничего не осталось от долгой, шерстистой, низкой ноты, которая, как подозревала Рут, исходила от тигра. В конце концов животный запах оказался запахом ковра. Рут, грязная, усталая, все еще слышавшая где-то внутри «Алло! Алло!», долго принимала ванну, во время которой она несколько раз прикусывала губу изнутри, чтобы избавиться от жалости к себе. Но когда она оделась – не в пижаму, не для того, чтобы отправиться ко сну, что было бы глупо, – она вспомнила этот странный кошачий запах в гостиной, появившийся накануне приезда Ричарда, и задумалась о нем.

К обеду Фрида приготовила бифштекс – невиданное дело – и, когда Рут спросила о причине, загадочно ответила: «Красное мясо придает силы». После еды она заварила крепкий чай, заставила Рут выпить две чашки и предложила вместе посидеть в гостиной. Раньше Фрида никогда не сидела в гостиной вечером. Если она никуда не уходила – иногда подъезжало такси Джорджа тыквенного цвета и увозило ее прочь, – она обычно оставалась за обеденным столом, читая газету или детективы, или шла в ванную попарить ноги и сделать новую прическу, или занимала ванную часами и красила, мыла и укладывала волосы. Но сегодня, сказала она, после ковра у нее болят руки, и ей хочется посидеть в гостиной, немного посмотреть телевизор и поговорить. Она заварила еще чаю и принесла сидевшей в реклайнере Рут.

– Три чашки! Я всю ночь глаз не сомкну, – возразила та.

– Вот и хорошо, – сказала Фрида.

– Почему?

– Хочу увидеть твоего тигра.

Рут, отхлебнув слишком горячего чая, по-девчоночьи хихикнула. Этот звук она терпеть не могла.

– Не бойся, Рути. Кстати, между нами… – Фрида согнула руку, показав выпуклые бицепсы, – твоя Фрида справится с любым старым тигром.

– Довольно, – сказала Рут. – Включи телевизор.

Фрида не сдвинулась с места. Ее лицо оживилось.

– Мы его приманим. Поймаем на наживку и – хлоп! Хотя это, наверное, не слишком удачная затея. Жаль предлагать ему тебя на закуску. – (Рут встала с реклайнера.) – Куда ты?

– Ели хочешь потешаться надо мной, я ухожу.

– Тигр на свободе, – сказала Фрида. – Не исключено, что он людоед. Надо будет посмотреть, нет ли новостей о бегстве из зоопарка.

– Не желаю, чтобы надо мной смеялись в моем собственном доме.

– Жаль, что ты не сказала мне об этом раньше, Рути. Ведь я могла наткнуться на него ночью по дороге в сортир. И он увидел бы меня растрепанной. – Фрида расхохоталась, и ее живот затрясся.

– Спокойной ночи, Фрида, – сказала Рут, и кошки, только что устроившиеся на диване, последовали за ней в спальню, где она приняла свои таблетки, прежде чем улечься на кровать и вспоминать голос в телефоне Ричарда, повторявший вновь и вновь: «Алло!»

Фрида включила телевизор, и его звук успокоил Рут, как и свет под дверью. Она лежала на кровати, не раздеваясь и даже не зажигая света. Ей хотелось, чтобы темнота охладила ее пылающее лицо. Телевизор работал допоздна, и время от времени из гостиной доносился смех Фриды.

Наутро Рут проснулась рано, не помня, как она заснула. Более того, не помня собственного тела. Казалось, его не было. Тем не менее она могла двигаться. Она поднялась с кровати медленно и осмотрительно, как учила ее Фрида: согнуть ноги, перевернуться на бок, не напрягая позвоночника, думая о нем как о стальном пруте, позволить силе тяжести сделать свое дело, оставаясь расслабленной, сесть, не поворачивая корпуса, думая о позвоночнике как о едином целом, отдохнуть, потянуться как можно сильнее, наклониться вперед и встать, выпрямив ноги, и вот ты уже стоишь, и Рут стояла, не совсем понимая, как ей удалось подняться на ноги. Она ничего не чувствовала. Возможно, это и есть настоящий груз лет, подумала она, не ощущая своей мысли. Она была невесомой, как и все в ней, но без легкости. Это могло быть приятным. Невесомость была самим отсутствием. У нее должна болеть спина и ноги должны дрожать. И еще ей хотелось, чтобы Ричард был рядом, но сердце не щемило. Потом в комнате раздался какой-то звук, и Рут узнала собственный голос – она не понимала, что говорил ее голос, но его существование и определенность звука вернули чувствительность спине и ногам. Кожа была отвратительно влажной. Потом она увидела себя в зеркале; кошки нашли ее и вертелись у двери, прося накормить их завтраком. Недавно рассвело, за окном виднелось море, его было слышно, как и ее ноги на полу, поэтому она позвала кошек, просто для того, чтобы снова услышать свой голос: «Кис-кис!» Язык прилип к гортани.