— Более того, барон. — Мадлен тряхнула золотыми кудрями. — Я человек без стеснения и без воспитания. Хоть я и выросла в Воспитательном Доме. Поэтому мне море по колено. Везите меня куда хотите. Я развалюсь среди ваших яств и скатертей и буду спокойно спать. Я хочу спать! Вы что, не понимаете этого! Если вы так будете меня… пошел тогда этот Дом, и все эти дьявольские живые портреты на стенах… и камин… и эти платья… и шубы… и люстры…
— Я именно хочу, дорогая, чтобы вы как следует отдохнули. Я забочусь о здоровье моих обожаемых…
—.. наемников.
— Друзей, Мадлен, друзей! Я всего лишь ваш опекун, занимающийся вашим житьем-бытьем. Воспринимайте меня так. Вы идеально записали все, о чем болтал вам наш толстый…
— Не напоминайте мне о нем.
Ее передернуло.
Барон открыл платяной шкаф, вынул оттуда платья, шубы. Выбрал короткое, выше колен, платье с вышитой на груди летящей птицей, короткий рыжий полушубок из лисьих шкур.
— Нынче тепло. В Пари оттепель. Пахнет весной. На пригорках в Булонском лесу уже зеленеет первая травка. Зима кончается, Мадлен. Вы видите, какое Солнце?
Он кивнул на окно. Утро разгоралось. Гостиная была залита яблочными, анисовыми, розово-медовыми лучами. Глаза инфанты на портрете весело горели.
Мадлен со вздохом взяла из рук барона одежду.
— Подождите меня. Я переоденусь быстро.
— Вот это уже отличный разговор.
Она выкатилась за дверь, ринулась в ванную комнату. Зеркала до потолка, зекральные стены и полы в бассейне отразили ее бледное — ни кровинки — лицо с впалыми щеками. Предупредить Князя. Увидеть Князя. Ее везут на дурацкий завтрак в Булонский лес. Корзины с яствами, мужики, сальные шуточки, звон надоевших бокалов. Зачем это все ей? Это ее жизнь. Это не ее жизнь!
«Это не моя жизнь!» — хотела она заорать во всю мочь, раздув легкие, на весь Дом.
Смолчала. Остервенело стянула халат. Влезла в платье, как в хомут. Еле попала дрожащими руками в рукава шубы.
Будьте вы прокляты. Вы, кто пьет мою кровь. Вы не знаете, что я — это не я. Князь знает, кто я. Он молчит. Он увезет меня в Рус. Домой. Домой — с Чужбины. Мы уедем на перекладных. Мы будем останавливать машины. Ползти под выстрелами. Тащиться пешком. Разбивать ноги об острые камни. Семь железных сапог. Семь каменных башмаков. Мы дойдем. Добредем. Доползем. Как-нибудь. Мы выдюжим. Мы сильные.
— Мадлен! — Голос барона звучал насмешливо и сердито. — Вы что, решили искупаться перед дорогой?.. Вы не принимали душ у толстяка?..
Иду, владыка. Не понукай. Рабы иной раз бунтуют. Цари делают ошибки.
Все властители всегда думают, что их слуги им принадлежат всецело.
Это безумие — думать так. За такие мысли платят головой.
— Едем!
Она ворвалась в гостиную, умытая, надушенная, благоухающая, свежая, улыбающаяся ослепительно. Будто не было бессонной дикой ночи; поездок; дорог; чужих постелей; записей наспех в тетради, при тусклой свечке, вслепую, наощупь; слез; сдавленных рыданий; инфанты, чуть не ожившей на картине, смертельно напугавшей ее.
Перед бароном стояла блестящая красавица, улыбка ее торжествовала, лицо румянилось, золотые вьющиеся пряди весело разбросались по щекам и шее, закручивались в кольца, поднимались надо лбом сверкающей короной, небесные глаза смеялись и искрились, и снопы света летели из синих райков во все стороны, обжигая невзначай барона, будя в нем кавалера, аматера, мужчину.
— Змея, — прошептал он, восхищенный. — На вас не жалко и состояния! Сегодня вы будете довольны обществом. Это те люди, знакомство с которыми вам не помешает в Пари. Кроме всего прочего…
— Чего?
Ее вопрос прозвучал как удар хлыста.
Черкасофф поморщился, повел плечами.
—.. я хочу, чтобы вы сделали в Пари карьеру. Делать карьеру в Эроп — первое дело. Ради карьеры можно поступиться чем угодно. Друзья предают друзей. Сын убивает родную мать. Люди во имя карьеры идут по головам, по трупам. А вы… никого не убиваете. Не предаете. Вы работаете на меня. Всего лишь. Но у вас, Мадлен, может быть и своя жизнь. Не зависящая от меня. Я не купил вас с потрохами. Вы мне просто симпатичны.
— Врите больше. Просто я отменная приманка. Блесна высшего качества. Рыба прет недуром. Тунцы, угри… вы и жалкой селедкой не погнушаетесь. Я вас тоже чувствую.
— Ну, пусть так. Оставьте ваши вздорные мысли. Будем отдыхать и веселиться. Глядите, сегодня настоящая весна!