Ночной карнавал

И вот ты во мне, огонь; и ты вдвигаешься в меня, как горящая лучина во тьму, и ты воспламеняешь меня, как факел. И я загораюсь изнутри, все существо превращается в пламя, полыхающее, гудящее, встающее над головой. Огонь! Ты озарил всю часовню. До дна. До шатра. До звездного купола.

Я принадлежу тебе. Я никогда не знала, как это огненно и торжественно — принадлежать. Губы твои горят. Огненная печать кладется на губы мои. На мышцу мою. На сердце мое. Ты находишь горящими губами кусочек плоти под ребрами, где бьется сердце. Ты кладешь огонь губ туда. И начинается волхвование. Ты, вошедши огненным сосудом в мою великую тьму, изливая и разбрызгивая огненные искры глубоко внутри моего мрака, ртом прожигаешь меня там, где неистовствует мое сердце, ища выхода, ища глотка воздуха, биясь, как в бубен, в близкое, пылающее сердце твое; и жжешь, и жжешь, и вот уже прожег насквозь! До сердца! И вот оно! Ты прикасаешься к нему огнем! Ты огнем его целуешь! Ты впечатываешь в него горящее, несмываемое клеймо любви!

Да! Так! Это свершилось!

Ты поцеловал мое сердце огнем; и с этой минуты я знаю, как соединяются в любви. Не на ложах. Не на пуховых перинах. Не в минутной задыхальной страсти.

А вот так — во мраке часовни, в море тьмы и метели, под скрещенными досками, расписанными моею кровью, под красным Распятьем, под красными косами небесной Магдалины, тезки моей и святой, грешницы и блудницы.

И огонь поял нас двоих; и огонь выпустился из нас наружу, вышел, как выходят, мгновенно отрастая, светящиеся крылья из-под лопаток; и огонь растекся по темным закоулкам затерянной в лесах часовни, вспыхнул вокруг нас, обнял нас розовым, золотым ореолом, вычертил огненные знаки на наших грудях, вскинул над нашими головами огненные венцы. Вот наша настоящая свадьба! Вот он, Божий огонь! Мы сами стали им! Он обнял нас и превратил навек в себя!