– Быть такого не может. Машина развалилась на куски. Ржавеет на свалке. Я собственными глазами видела. Хотела забрать ее, но она… всмятку. Ее не восстановить.
– Не вспомните кого-нибудь, кто бы хотел отомстить?
– Я была его единственной семьей, – возразила женщина. – И я не в том состоянии, чтобы переехать кучку мелких хулиганов.
– Другие друзья?
– Он был повернут на этих троих. Не было больше никого. Я единственная, кому не все равно, что Теодор умер.
– Люси Куинн очень даже не все равно.
– Уверена, что именно это она и твердит направо и налево, – пренебрежительно парировала женщина. – Хочет, чтобы ей сочувствовали.
На нее напал приступ кашля, и бледное морщинистое лицо стало свекольно-красным. Сэм начал было подниматься, но она отмахнулась и сделала глоток воды.
Сэм опустился на стул, потянулся к фотографии на столе и развернул ее к себе: улыбающаяся женщина с тронутыми сединой волосами рядом с мальчиком-подростком, наряженным в рубашку с галстуком, перед церковью.
– Это вы с Теодором? – удивился Сэм.
– Конечно.
– А когда фотографировали?
– Примерно… года полтора назад. Эта девчонка фотографировала. Подлизаться хотела. Но Теодор получился хорошо.
– Да, – медленно проговорил Сэм, вернув на место рамку. – Да, хорошо…
Он бы в жизни не поверил, что женщина на фотографии и старуха перед ним – один и тот же человек. Трагедии, болезни и стресс имеют обыкновение сокрушать людей, но в этом случае эффект был невероятный. За полтора года Ольга Кучарски словно постарела на четверть века. Сэму кое-что пришло в голову, но он решил подойти к делу деликатно.
– Какие у вас были отношения с Теодором?
– Хорошие, – гордо отозвалась она. – Мы были одной семьей. Единственной семьей друг для друга. Я заботилась о нем, а он обо мне.
– То есть вы следили, чтобы он ходил в школу, делал уроки, достаточно спал…
– Разумеется.
– А он следил, чтобы вы уделяли внимание себе.
– Естественно. Я иногда бываю забывчивой. Он напоминал мне, когда принимать лекарство.
– Точно, – подтвердил Сэм. – Члены семьи заботятся друг о друге.
– Так и есть, – кивнула она. – У вас есть семья?
– Брат.
– Тогда вы понимаете.
Сэм согласно кивнул головой:
– Наверное, Теодор следил за тем, чтобы вы регулярно посещали врача.
– Разумеется. Он бы отвез меня куда угодно.
– Но сейчас вам приходится самой обо всем помнить, – заключил Сэм. – Когда вы в последний раз были у своего доктора?
– Я перестала ходить к доктору, – с горьким смешком отозвалась женщина. – Без Тедди мне уже все равно. Кому есть дело до одинокой старухи?
– У вас тут должны быть друзья. Соседи.
– Это не то же самое. – Она снова отмахнулась. – И потом, единственного доктора, который мне нужен, я вижу каждую ночь.
– Простите?
– Хех! Ладно, пойдемте. Я вам покажу.
Сэм снова предложил хозяйке дома помощь, когда она тяжело поднималась со стула, и она снова отказалась. Оказавшись на ногах, она замерла, чтобы перевести дыхание и отпить еще глоток. Громко, с присвистом дыша, женщина снова прошла по узкому коридору. Но, не дойдя до двери, она свернула в темную гостиную с большим телевизором, вытертым диваном в зеленую клеточку за маленьким журнальным столиком и старым креслом-качалкой с салфеточкой у изголовья. Кресло-качалка стояло перед телевизором, а на столике размещались лампа, пульт и сложенная газета с программкой.
– Я неважно сплю, – пояснила женщина. – С тех пор, как умер Теодор. Ворочаюсь в постели, потом прихожу сюда и смотрю телевизор, пока не задремлю. Он включен допоздна, когда я не могу уснуть.
Ольга Кучарски направилась к телевизору, а взгляд Сэма блуждал по стенам, на которых висело больше двух десятков фото Теодора Кучарски. По ним можно было проследить, как рос парнишка: от младенчества до старшей школы. Наверное, большая часть снимков была размещена на стене уже после смерти ее внука, таким образом превратив комнату в храм, где каждая фотография позволяла женщине помнить, каким был Теодор в том или ином возрасте. На телевизоре между двумя вазами с цветами стояла еще одна фотография. Цветы были той же степени свежести, что и в букете на кухне.
«Наверное, она каждую неделю приносит свежие цветы из супермаркета».
Картина напомнила ему о пожаре на швейной фабрике, мемориале и всеобщей скорби, которую разделял весь город. Но здесь, в этом доме, Ольга Кучарски сражалась со своим горем в одиночестве.
– Начала его каждую ночь смотреть. Привычка. Он теперь мне как старый друг. Причем из нашего города. Я его встретила как-то в прокате возле торгового центра. Вот откуда у меня это. – Она указала на стену над телевизором, а точнее, на фотографию восемь на десять.