– Анатолю, когда мамочка умерла, исполнилось двадцать шесть лет, он получил высшее образование, играл в театре, снискал первый успех, ему дали квартирку в Ковалеве, маленькую однушку, но со всеми удобствами. А мы с мамой и Пени жили в деревне Аносино. Теперь ее нет, а тогда она была убогим местом. Изба наша развалюха, туалет на огороде, колодец в конце улицы, зимой электричества, считайте, нет, вечно его отключают, о газе мы и не мечтали, готовили в печке. Чтобы помыться, ехали в райцентр, в баню, летом в сараюшке освежались. Когда мама скончалась, мне тринадцать стукнуло, Пени восемь. Разве выживут две девчонки в деревне? Мы от счастья чуть не умерли, когда брат нас к себе взял. Вошли в его квартиру и онемели. Ванная с горячей водой и душем. На кухне газ. Батареи горячие. Телефон. Унитаз! Мы на него сначала садиться боялись, вдруг этакую красоту запачкаем.
Офелия мрачно усмехнулась.
– Рай, да и только. И в школу Анатоль нас прямо рядом с домом определил. Раньше мы с Пени вскакивали в пять утра и через лес шесть километров неслись. Зима, весна, осень – без разницы. А в Ковалеве не жизнь, а малина, раньше семи можно не просыпаться. Мы не верили своему счастью. Со временем понятно стало, какую брат нам роль отвел: мы стали его прислугой. Я готовила, стирала, гладила, Пени за продуктами бегала, квартиру убирала. Спали мы на кухне на полу, на матрасе, а Анатоль жил в комнате. Брат часто компании собирал. Сидят у него приятели, курят, пьют, мы с Пени колбасой вертимся, жратву подаем, тарелки приносим-уносим. Спать лечь нельзя, гости часто часов до трех галдели. А когда уходили, наша задача была в мгновение ока комнату Анатоля проветрить, полы помыть, спать ему постелить. Если что брату не понравится – скажем, невкусный я пирог испекла – или Пени плохо скатерть накрахмалила, – жди беды. Он оплеух надает и заорет: «Бездельницы, дармоедки косорукие! Отправлю-ка я вас в Аносино, не умеете в городе жить!» Ой, как мы боялись снова в убогой избе очутиться… После взбучки готовы были у брата в квартире пыль языком слизывать. А еще Анатоль любил женщин. Подружки менялись часто, кое-кто оставался ночевать, и упаси нас Бог очередной шалаве утром на глаза попасться.
Офи махнула рукой.
– Мы превратились в его рабынь. Ни одного ласкового слова не слышали, только ругань. Справедливости ради надо заметить, что я не очень хорошо училась, но не по лености или скудоумию, а из-за отсутствия нормальной базы знаний. В нашей деревенской школе слабый педсостав был, в Ковалеве учителя на голову выше. Начнут объяснять, я три четверти слов не понимаю. Ну не говорили мне ничего подобного ранее! Пени легче пришлось, она пошла в городе в третий класс, а я в седьмой. Сестра через год всех догнала, а у меня одни двойки да колы. Анатоль как глянет в мой дневник, так за ремень хватается. В конце концов он меня в педучилище определил. Я его окончила, преподавала в младших классах, поступила без отрыва, так сказать, от производства в институт и стала карабкаться по служебной лестнице в гору. А Пени получила диплом библиотечного техникума. Думаете, Анатоль нами был доволен? Как же! Все твердил: «Дуры твердолобые, Аносино вас ждет. Не позорьте меня, я известный человек, а вы мой стыд».
– Вас послушать, так Авдеев просто исчадие ада, – не выдержала я. – Но давайте взглянем на ситуацию в иной плоскости. Молодой неженатый парень забирает в свою крохотную квартирку двух маленьких сестер и воспитывает их, как умеет. Опыта обращения с детьми у него нет, вот он и перегибает палку, лупит девочек за плохие оценки и лень. Может, Анатоль просто пытался вырастить вас хорошими людьми? Он же мог отдать вас в детский дом и жить в свое удовольствие. Вас ведь приходилось одевать, обувать, кормить-поить. Сомневаюсь, что артисту тогда много платили. Но брат не бросил вас. Что же касается гостей и женщин… Так это молодость, когда еще гулять?
– Вот-вот! – горько сказала Офи. – Пенелопа до сих пор так считает, для нее Анатоль святой. Да и я исключительно ради брата жила, ни о ком другом не думала, свою семью не создала, до сих пор ему зарплату отдаю, всю до копеечки, он деньгами распоряжается, да еще недоволен, что мало приволокла. Ну да, брат нас кормил… макаронами с картошкой, а насчет одежды лучше промолчать. Мне обноски от чужих людей доставались, потом они Пени переходили. Первые новые туфли, знаете, когда я получила? В школу работать пошла, коллеги коситься стали, что за оборванка появилась, и на мой счет ехидничать принялись. Ковалев тогда совсем маленьким был, сплетни до Анатоля дошли, а он от чужого мнения очень зависим. Тогда братец свою кубышку слегка тряхнул и меня приодел. Да я до сих пор на рынке шмотки беру, в нормальный магазин не заглядываю. Я раба Анатоля, я его всю жизнь боюсь и мечтаю освободиться!
Офелия закрыла глаза рукой, явно собираясь заплакать, но Григорий не позволил ей зарыдать.
– Мы поняли, что у вас тяжелая жизнь, с юных лет обслуживаете брата. Но, знаете ли, все же хочется узнать правду про похороны куклы. И про Всеволода.