Ночной крик

Вика поднялась с сундука, на котором сидела, откинула крышку, достала дневник и протянула его Кате. Та машинально взяла его в руки и тут же брезгливо взглянула на испачканные пальцы:

– Фу, грязный-то какой, – сморщилась она.

– Это не грязь, а сажа.

– И правда. Его что, пытались сжечь? И что это вообще за тетрадка?

– Это главная улика против мошенницы, – покачала головой Вика. – Настолько важная, что именно из-за этой тетради меня пытались отравить. Тетрадку хотели похитить, но взяли не ту по ошибке. Настоящая, как ты видела, лежала в сундуке, а на виду – безобидная тетрадка со стихами, такая же толстая и потрепанная.

Катя, завороженно слушая Вику, теребила в руках тетрадь. Не удержавшись, она открыла ее с конца, опустив глаза на исписанную мелким почерком последнюю страницу и воскликнула:

– С ума сойти! Это действительно дневник! Ты нашла что-нибудь важное?

– Более чем, – усмехнулась девушка. – Для многих эта тетрадь – настоящая удавка на шею. На протяжении многих лет Гаевская записывала каждый свой шаг. Неплохие получились бы мемуары, знаешь ли.

При этих словах лицо Кати как-то странно сморщилось, как будто она собиралась заплакать.

– Эй, подруга, что это с тобой? – забеспокоилась Вика.

– Прости меня, – всхлипнула Катя, – пожалуйста, прости!

– Да ты чего? В чем дело-то?!

– Это я, я во всем виновата! Я не сказала тебе правду! Мне было так стыдно, так стыдно…

Катя захлюпала носом, судорожно шаря руками по своей застиранной юбке в поисках носового платка. Платок отыскался и она громко высморкалась в скомканный клочок материи.

– Так дело не пойдет. О чем ты толкуешь, Катерина?

– Мне было стыдно признаться, что я подслушивала. И еще я боялась, что Гаевская…– она словно споткнулась на этом имени, – обо всем узнает. Она бы меня выгнала, это точно. Я бы осталась без работы. В конце концов, я думала, что меня это не касается.

– Тьфу ты, пропасть! – рассердилась Вика. – Да перестань ты мямлить, ради бога. Говори толком. Какое мне дело до того, что ты подслушивала? Я же не полиция нравов в самом деле!

– Ой, только не надо полиции!

– Опять двадцать пять. Какая полиция? Ты же в России, а у нас – менты, а ментам никогда ни до чего нет дела, особенно до женского любопытства.

– Дело не в любопытстве, – со вздохом возразила Катя. – Я бы никогда… ни за что…

– Только не начинай снова!

– Ладно. Понимаешь, я очень удивилась, что Гаевская вдруг пригласила в дом всех этих… За три года она даже соседку дальше порога пускать не позволяла, а тут… Столько гостей и один другого круче. С чего бы это? – подумала я. И забеспокоилась, как бы чего не вышло. У Ирины Анатольевны такое лицо хитрое было, я поняла, что она что-то задумала. Так оно и вышло. Когда они в зале большом устроили совещание…

– Позавчера? – перебила ее Вика.

– Нет. Это было в тот день, когда Софья в пруду утопилась.

– Ладно, продолжай.

– Так вот, я не пошла домой, как собиралась, а стала слушать под дверью. И… Не знаю, как ты догадалась, но Гаевская действительно сказала им, что собирается писать мемуары, даже говорила что-то о договоре с издательством. А потом она предложила им спонсировать выход этой книги. Она говорила, что книгу ожидает оглушительный успех, потому что еще живы люди, которые сыграли в ее жизни значительную роль.

При этих словах Вика не удержалась от усмешки. Она уже поняла замысел ловкой мошенницы, но продолжала внимательно слушать Катин рассказ.

– Я так поняла, она заранее разослала им краткое содержание будущей книги. Не знаю, чего она им там понаписала, но они прилетели, как осой в зад ужаленные, все до единого. Она так и сказала: стопроцентная явка. Мне казалось странным, что эти люди после стольких лет захотят выступить ее спонсорами, но…

– Но они безропотно согласились! – закончила за нее Вика с громким смехом.

– Да. Правда, поначалу они пробовали возмущаться, но главным образом из-за размеров выплат. Она и слышать не захотела ни о каких чеках и безналичных расчетах. Только наличные!

– И много она заломила? – поинтересовалась Вика, все еще продолжая улыбаться.

– Громадную сумму. По пятьдесят тысяч с каждого. Этих, как их называют-то – евро! Это же очень много, правда?

– Достаточно. Двести тысяч как с куста. "Старушка" действовала с размахом. Удивляюсь, что она не запросила больше.

– Бог с тобой! Разве издание книги стоит таких денег?

– А кто говорит о книге? Неужели ты до сих пор не поняла? Она, небось, и с издательствами-то словом не перемолвилась.

– Не знаю. В последнее время она никуда не ездила, но…

– Вот именно. Эти прохвосты прекрасно знали, что платят ей не за издание книги, а совсем наоборот: за то, чтобы гипотетические мемуары никогда и ни за что не вышли на свет!

– Но почему? Зачем она это с ними сделала? Ведь они были ее близкими людьми, наверняка она их когда-то любила?

– Нет. Она их ненавидела. Достаточно прочесть эту тетрадь, чтобы понять, как сильно она желала им отомстить. И она это сделала. Хотя нет, – Вика помрачнела. – Это сделала не Гаевская, а совсем другая женщина, которая каким-то образом проникла в ее тайну.