Это ночной маршрут, вспоминаю я. И потому послушно киваю и пытаюсь осторожно выяснить, что они имеют в виду, говоря об исчезновении девушки, но Атака пожимает плечами, а я внимательно рассматриваю ее бугристую голову, и меня внезапно охватывает страх. Нет, не желаю я ничего знать. Вместо ответа она протягивает руку, потную и липкую, в темноте мне вдруг померещилось, что я насчитал шесть пальцев, которыми она вцепляется в меня, как будто чего-то испугавшись. Хотя лицо спокойно. Впервые в жизни я не выхожу на своей остановке, 601-й везет меня куда-то далеко, в тревожную бездну окраин, парков и кладбищ, за которыми не так давно выросли панельные коробки нового микрорайона. Тот малый не спускает с меня глаз, оценивает, беспокоится за даму, которая избрала своим рыцарем не его, а меня. Автобус резко сворачивает, девушка встает, произнеся что-то невнятное, а ей под ноги валится толстуха с сумками, из которых сыплются помидоры.
– Сознание потеряла, – задумчиво констатирует какой-то пассажир.
– Пусть лежит, – вставляет другой.
Я бы помог ей, но Атака разворачивается к другому выходу, вынуждая меня отступить назад. Парень услужливо нажимает кнопку над дверью, у водителя перед носом загорается красная надпись: «По требованию». Автобус тормозит. Мы выходим.
Нас окружают одноэтажные хибары, над которыми торчат железобетонные корпуса микрорайона. Я беру Атаку под руку, мне кажется, что она вот-вот упадет. Мы осторожно шагаем по булыжным кругляшам улочки, мимо кирпичного здания с голубой неоновой вывеской «Отделение милиции». На ступеньках стоит милиционер, курит, провожает нас взглядом. Бдит. Мальчишка пытается подхватить Атаку с другой стороны, но она увертывается, и он поневоле вынужден плестись чуть позади. Слышу, как он все время бубнит, делая долгие паузы, о чем-то своем:
– Я нездешний. Я чужой. Я не согласен. Не понимаю. Придет время, уеду отсюда. Я не хочу. Я ее люблю…
Девушка выдергивает свою руку, останавливается, оборачивается к нему. Пробил его час, думаю я, наконец-то он удостоится чести, которой безуспешно добивался долгие недели, когда ходил за ней по пятам, вплоть до этой минуты; Атака решила с ним заговорить.
– Ты можешь, в конце концов, заткнуться? Отведешь душу, когда меня уже здесь не будет.
На миг она как будто рассвирепела, но вот снова смягчается и берет меня за руку, а я четко чувствую: у нее шестипалая кисть. Парень замедлил шаг; мне становится его жалко. Но приходится напрячь слух, потому что Атака что-то бормочет, почти не открывая рта, что-то о себе и обо мне.
– Все пошло наперекосяк. Не так. Ведь было другое время, когда мы встречались. И что нам мешало? – я могла бы ездить с тобой на море, на залитый солнцем пляж, совершенно пустой. Мы бы ходили на концерты в филармонию и по воскресеньям в костел, и я бы обожала болтать с тобой по вечерам, потягивая красное вино, но все перепуталось. Может, потому, что ты с такой легкостью говоришь «нет»? Сейчас мы вместе поднимемся на лифте на седьмой этаж, ты проводишь меня до самой двери, и больше мы не увидимся. Только запомни, пожалуйста, что и тебя нечто обошло стороной, не только меня, это я прошла мимо, разминулась с тобой, милый» слиняла, улизнула. А ты стой тут! – внезапно выпалила она, подходя к подъезду.
Но пацан и не собирался входить. Он приостановился в нескольких шагах от нас и как-то замедленно повернулся в сторону двора. Из песочницы выползал темный силуэт: собака на трех лапах, жалобно хромающая. Она миновала нас и заковыляла по газону.
– Какая гадость, – затрясся от возмущения пижон. – Здесь же днем играют дети. Что у вас, живодеров нет?
– А ты откуда такой взялся? – огрызнулся я.
– Ниоткуда. Издалека. Из теплых стран.
Атака пожала плечами и потащила меня к лифту. В кабине воняло мочой и табаком, я глядел на нее с нежностью и отвращением, потому что, несмотря на зеленые глаза и красные губы, в ней было что-то отталкивающее, что-то чужое, что-то, не позволяющее ее обнять. Может, решиться, переборов себя, унять ее заклинания? А она еле слышно, зловеще причитала:
– Ты мог бы стать великим путешественником… но без меня не станешь. Ты мог бы стать великим святым… но без меня не станешь. Помнишь наш разговор у огромного окна, за которым кружили птицы? А камни, мимо которых ты шел? А моего кота? Ты мог бы стать великим любовником… но без меня не станешь.
На седьмом этаже мы пошли по мрачному коридору, обклеенному пожелтевшими газетами: в них сообщалось о том, что американцы высадились на Луне, о визите Леонида Брежнева в Варшаву
– Мне сюда.