Ночной молочник

Ирина смотрела теперь на деньги, на сотенные купюры, стараясь не слушать маму. А тут еще Яся проснулась. Заплакала. И поняла Ирина, что уже десятый час! Что спала она долго и глубоко, и ее маршрутка уже давно до Киева доехала и обратно вернулась. А значит, никуда она сегодня не поедет. И рукой, ладонью, дотронулась она поочередно до своих полных грудей. И взяла проснувшуюся дочурку на руки. Задрала шерстяную блузку, надетую на голое тело. Поднесла Ясечку ротиком к соску и тут же почувствовала крепкие и горячие дочуркины губки – словно ожог.

А за окном солнце светило и играло лучами на намерзшем на оконное стекло узоре.

– Я с ней на улицу схожу, – произнесла Ирина, опустив взгляд на ребенка. – Я с ней давно на улицу не ходила. А тут как-то душно!

На эти слова мама подарила своей взрослой дочери горький, разочарованный взгляд.

– Ты думаешь, шо за мою пенсию мы с жизнью справимся? – сказала она напоследок. Поднялась и вышла из комнаты Ирины.

Зашла мама к себе, включила телевизор и, сделав звук погромче, ушла на кухню.

Странно, но непонятно о чем сообщавший дикторский голос привнес мир в их небольшой домик. Ирина отняла Ясю от левой груди. Перевернула на другую сторону головкой и поднесла к правой.

Минут через пять губки Яси расслабились, и она отпустила сосок.

– Спит! – тихонечко прошептала Ирина.

Опустила Ясю на кровать, прикрыла одеялом.

А сама накинула пальто и вышла в тапочках во двор. Морозный воздух обжег голые лодыжки. Зашла за дом, к вечно открытому сараю. Рядом в хозблоке шумели куры. Ирина заглянула и туда, просто так, из любопытства. Три месяца она жила по какому-то дикому графику. И теперь, когда первая маршрутка на Киев ушла без нее и она застала поздний зимний рассвет в своем доме, ее распирало непривычное детское любопытство. Словно, пока ее не было, все играли в увлекательную игру. А она эту игру пропустила. И теперь, когда все игравшие разошлись по делам или по домам, просто осматривала место пропущенного веселья.

В какой-то момент Ирина забыла, зачем она шла в сарай. Все-таки материнство обостряет инстинкты, но отупляет мозги. Эту фразу она уже слышала несколько раз, но не помнила, от кого.

– А! Старые санки! – припомнила она.

Дверь в сарай открылась со страшным скрипом. Отец никогда не смазывал петли дверей. Говорил, что сами воры испугаются, если двери громко заскрипят. Может, действительно из-за этого их ни разу не обокрали, в то время как соседи о кражах в их селе сообщали чуть ли не каждый день.

Пробравшись мимо поленницы, сложенной под левой стеной сарая, Ирина забралась в дальний угол, где стояли два старых велосипеда «Украина» со спущенными шинами, а над ними на вбитом в стенку гвозде висели санки с железными полозьями и деревянной спинкой. Ирина аккуратно сняла их с гвоздя и вынесла во двор.

Через полчасика она уже везла спящую, укутанную в теплое одеяло Ясю на саночках по замерзшей дорожке, ведущей на околицу села, к сосновому лесу. Она помнила, что там есть невысокая горка, с которой она с подружками часто спускалась на санках. Конечно, Яся еще слишком маленькая, чтобы радоваться санкам и горкам. И грудь, налитая молоком, давит, болит. Но они сейчас прокатятся, понесутся вдвоем с горки ее детства.

Дойдя до горки, Ирина взяла спящую Ясю на руки, уселась на санки и наклонилась немного вперед, сталкивая санки весом своего тела с края горки.

Морозный ветер в лицо, глаза прищурены. И улыбка сама по себе, не боящаяся ни морозного ветра, ни снега, который то ли с неба, то ли с сосновых крон падает.

Вернулась через час. По-детски счастливая, ни о чем, кроме Яси, не думающая. Санки оставила у порога, а сама взяла Ясю на руки и зашла в домашнее тепло.

– Тут до тэбэ заезжал один, – сказала ей мама, взглядом кивая на двери в комнатку Ирины.

На кровати рядом с пустым пакетом лежала коробка конфет, картонная коробка яблочного сока, несколько апельсинчиков и шоколадка.

– Как передача в больницу! – покачала головой мама, зашедшая в комнату следом за Ириной.

– Это он так разложил? – спросила Ирина, опуская проснувшуюся дочурку рядом с подарками.

– Не, это я. Посмотреть хотела, – простодушно призналась мама.

– Грудь болит, – проговорила Ирина, глядя на апельсинчики.

– А тебе цитрусы нельзя, молоко будет кислым, – проследив за взглядом дочери, произнесла мама. – По телевизору говорили!

– Ну, Ясенька, проголодалась? – Ирина принялась выпутывать маленькую дочку из одеяльного кокона. – Давай маминого молочка попьем, а то у меня грудь лопнет!

Иринина мама посмотрела испуганно на дочь.

– Она теперь столько не выпьет! Да и не надо ей столько! Ты ж посмотри, как их распирает! Сцеживать надо! Езжай в Киев, деньги зарабатывай! Куда тебе столько молока!

Ирина тяжело вздохнула. Сдвинула подарки от Егора на край кровати, а сама улеглась на бок, спиной к маме, а грудью к Ясе.

– Ну давай, давай, маминого молочка попей! – упрашивала она Ясю.

Но Яся, казалось, никакого интереса к оголенному соску матери больше не испытывала.

26

Киев. Улица Воровского. Квартира номер 17