Ночной Орел

В ответ ей лязгнула железная дверь. Девушки остались одни на диковинном складе…

15

Гнев сильнее страха. Возмущенный чудовищным предательством Оленьки, Мирек долго блуждал по пустынным аллеям Вышеградского парка, отдавшись новым мучительным переживаниям. В нем крепло негодование, подавляя все остальные чувства. Прижав к груди свой портфель с учебниками, он шагал с опущенной головой, не разбирая дороги, сворачивая на первые попавшиеся дорожки, занесенные снегом, и бормотал:

— Гнусное полицейское отродье! Подлая, мерзкая тварь! Лицемерка проклятая! Нет, погоди, я отомщу тебе! Я жестоко накажу тебя! Накажу!.. Ты еще узнаешь меня! С оладьями подъехала, с помощью! А сама собиралась к своему отцу заманить! Выдать этому палачу-предателю!.. Нашла дурака! Меня не так просто взять, как ты думаешь! Я еще постою за себя! А тебе не миновать расплаты! Нет, не миновать! Наступит время, когда я все тебе припомню!..

Бастионы, собор, могилы и черные деревья внимали бессильным угрозам оскорбленного юноши и молчали. А мороз все крепчал, все беспощаднее вгрызался в лицо, в дрожащие от усталости колени. Надвигающаяся ночь готовила тысячи опасностей…

Спасаясь от холода, Мирек зашел в один из бастионов. В их мрачных полуобвалившихся казематах, заваленных всяким мусором, было еще холоднее и тоскливее, чем под открытым небом. Постояв немного в темноте под черными сводами, Мирек подумал, что неплохо было бы бросить здесь портфель с учебниками. К чему его таскать с собой, раз он больше никогда не понадобится?.. Но бросить учебники было нестерпимо жаль. Миреку казалось, что тогда оборвется последняя связь с нормальной жизнью. Он не бросил портфеля и, покинув негостеприимные развалины, снова стал кружить по заснеженным аллеям парка…

Шел час за часом. Незаметно для себя он все ближе подбирался к месту свиданий с Оленькой, к их “заветному месту”.

Взглянуть в последний раз?.. Он сделал широкий круг и другой стороной вышел к косогору, круто спускавшемуся к набережной.

Стараясь ступать как можно осторожнее, чтобы не скрипел под ногами снег, уже подернутый корочкой льда, часто останавливаясь и прислушиваясь, напряженно всматриваясь в темноту, он приблизился к одинокой скамье. Несколько минут он неподвижно стоял за кустами, затаив дыхание… Кругом царила глубокая тишина. Тогда он вышел из укрытия. Пусто. Ни души.

Ушла! Ушла совсем?.. Или, может, она уловила шорох его осторожных шагов и затаилась вместе со своим отцом где-нибудь поблизости? Нелепая мысль! Как она могла знать, что он вернется сюда?.. Более правдоподобно, что ее папаша уведомил гестапо о месте его пребывания и теперь на него готовится облава! Парк, наверное, будут прочесывать. Только бы не вздумали натравливать на него собак. Нет, надо все-таки уходить, пока не поздно, пока не захлопнулась окончательно эта вышеградская западня!

Тишина стала казаться обманчивой, предательской. Тьма ощерилась тысячами ружейных стволов. Только город в отдалении продолжал равнодушно шуметь и тяжело вздыхать, засыпая…

Насторожившись, с нервами, натянутыми до предела, Ми-рек, крадучись, пошел прочь.

16

Из Вышеграда можно выйти по многим направлениям. Можно извилистыми тропками спуститься к набережной Влтавы, можно через улочку в крепости пробраться в район Нусли, можно через несколько аллей и дорог выйти прямо в Новый Город. Мирен выбрал самые глухие тропинки, выходящие на улицу Люмира на границе Нуслей и Нового Города.

Он торопливо шагал, избегая открытых мест и истоптанных тропок, на которых можно было встретить случайных запоздалых прохожих. На пути ему попалась заброшенная, полуразвалившаяся беседка. Он хотел укрыться в ней, чтобы немного отдохнуть (ноги у него уже ныли от многочасовой ходьбы), но передумал и пошел дальше. — Беседка осталась за спиной, когда впереди вдруг послышался разговор и скрип чьих-то тяжелых шагов. Навстречу шли люди.

Мирек замер на месте с бешено стучащим сердцем. Что делать? Шаги приближались, грубые мужские голоса становились все явственнее. Размышлять было некогда. Он повернулся и побежал назад. Снег предательски скрипел у него под ногами. Достигнув беседки, Мирек бросился в нее прямо через кусты. Он забился в темный угол, затаился, как зверек, с ужасом сознавая, что те, неизвестные, не могли не слышать его бегства — скрипа снега, хруста ломаемых кустов, — что они, если пожелают, без труда найдут его в этом ненадежном убежище…

Шаги неизвестных приближались. Хруп, хруп, хруп! Мирек крепко зажмурился, но тут же снова раскрыл глаза: опасность нужно видеть, тогда не так страшно! Через дыры в стене беседки можно было разглядеть белую полосу аллеи. Мирек уставился на нее.

Минута, другая… На аллее показались два темных силуэта. Мирек с ужасом увидел полицейские каски.

“Начинается! — мелькнула отчаянная мысль, а за ней, как молния, мелькнула другая: — Вот она, работа проклятой предательницы! Уж не ее ли папаша один из этих? Тогда не жди пощады…”

Мирек до боли в суставах сжимал ручку портфеля. В эту минуту, перед лицом настоящей опасности, он еле владел собой и чуть себя не выдал…