Ночной Орел

Машина с ревом промчалась мимо пекаря, давя колесами рассыпанные булочки.

А бедный пекарь еще минут пять собирал свою пострадавшую кладь обратно в корзину. Сзади и спереди, затаившись в отдаленных подъездах, за ним с тревогой наблюдали двое других велосипедистов. Собрав булки, пекарь осмотрел свою хрупкую машину, неуклюже взгромоздился на нее и поехал своей дорогой.

Когда машина гестапо выехала на площадь Карла и остановилась неподалеку от ларька с колбасками, Кребс неожиданно повернулся к фон Вильдену:

— Интересно, куда ехал этот разносчик? Магазины ведь еще закрыты…

— Должно быть, в больницу, господин штурмбанфюрер! — немедленно ответил барон.

— Разве что в больницу… А все-таки… — Не договорив, Кребс молча задвигал челюстями. Затем коротко приказал: — Разыщите, обершарфюрер, агента Бошека и доставьте его сюда!

— Слушаюсь, господин штурмбанфюрер!

Барон покинул машину и побежал в парк. Через полчаса он вернулся в сопровождении грязного, взлохмаченного “бродяги”. Кребс опустил в дверце стекло и мрачно уставился в распухшее, окровавленное лицо оборванца. Тот вытянулся в струнку.

— Вы агент Бошек?

— Так точно, господин начальник! — прохрипел “бродяга” на ломаном немецком языке и еще сильнее выпятил грудь.

— Это вам удалось опознать и задержать Мирослава Яриша?

— Так точно, господин начальник, мне!

— Но потом вас избили неизвестные люди и бежали вместе с преступником?

— Так точно, избили и убежали!

— Вы доложили шарфюреру Вурму, что преступника нужно искать в пределах площади Карла?

— Так точно, доложил!

— Это ваше подлинное мнение?

“Бродяга” захлопал глазами.

— Я вас спрашиваю, что вы об этом думаете на самом деле. Не бойтесь, говорите правду!

— Если по правде, господин начальник, то преступникам нечего было оставаться на площади. У них было время убежать очень далеко…

— Вы уверены в этом?

— Так точно!

— Хорошо. Благодарю за верную службу. Завтра в девять явитесь ко мне. Все. Можете быть свободны!

— Хайль Гитлер! — “Бродяга” вскинул свою грязную лапу и, повернувшись, быстро исчез в темноте.

Кребс посмотрел ему вслед и затем обратился к барону:

— Садитесь, барон. Едем спать. Здесь нам больше делать нечего. А завтра в восемь я жду вас у себя в канцелярии.

Фон Вильден забрался на заднее сиденье, и машина, развернувшись, ушла с площади Карла, на которой молодчики Вурма продолжали трудиться до самого рассвета, обшаривая дом за домом.

22

Деревянная кукушка высунулась из своей будочки на ходиках и, судорожно дергаясь, прокуковала десять раз.

Пани Рогушева ответила ей тяжелым вздохом и поднялась со стула.

— Пойду прилягу. Голова что-то разболелась… — сказала она и тихо вышла из кухни.

Кованда и одноглазый, сидевшие у стола, ничего ей не ответили и даже не пожелали покойной ночи. Знали они, что все равно бедная женщина не будет спать, пока не дождется сына. Ведь она и из кухни ушла только потому, что слишком тяжело ей было смотреть на напряженные лица мужа и гостя, слишком невыносимой стала для нее гнетущая тишина с медленным тиканьем часов…

После ухода пани Рогушевой мужчины немного оживились. Присутствие строгой хозяйки связывало их: ни покурить сколько хочется, ни поговорить по душам. Три бесконечно долгих часа просидели они под ее надзором, не смея поделиться своими тревогами, перебрасываясь пустыми фразами и томясь мучительным ожиданием. Выкурили они за это время самую малость. Теперь другое дело.

Первым, подавая пример, задымил набивной папиросой одноглазый сапожник. За ним расшуровал свою носогрейку Кованда. Кухня быстро наполнилась сизыми облаками дыма.

— Вы, пан Рогуш, не сердитесь. Вижу, что надоел я вам за весь вечер. Но домой я, право, не могу пойти. Что я жене скажу про Оленьку? Что?

— А я ведь не гоню вас, пан стражмистр. Сидите. Мне все равно ждать нужно… А Гонзу своего проучу за самовольство, крепко проучу! Ишь, стервец! Мало того, что сам полез куда не надо, так еще и девчонку потянул за собой!..

— Э-э, оставьте, пан Рогуш, не говорите так. За что его наказывать-то? Парень поступил правильно. Сделал то, что нам самим следовало сделать… Ольгу он не уводил. Та, наверно, сама вызвалась идти вместе с ним. Она у меня знаете какая! Да что тут говорить… Только бы все обошлось! Только бы они вернулись живы да здоровы!..

— Балуем мы их слишком, воли много даем! Оно, конечно, время такое. Война, оккупация и прочее. Дети слишком быстро вырастают, слишком рано начинают понимать… Пытаются сами решать. А силенок-то мало, головы-то чересчур горячие. Мы и сами еле справляемся…

— Не согласен я с вами, никак не согласен! — с неожиданной резкостью возразил Кованда.

— В чем же вы не согласны со мной, пан стражмистр? — ухмыльнулся одноглазый.