Вошла жена, устало опустилась на табуретку рядом, кивнула на бумажки:
— Вижу, выиграл, — грустно усмехнулась.
— Фунт дыма.
Она обвела взглядом закопченную кромку потолка над плитой.
— Кухню белить надо.
— А может все-таки поменяем? Чего зря тогда затеваться с побелкой?..
Они жили в четырнадцатиметровой комнате. С появлением на свет ребенка пробовали менять квартиру на двухкомнатную. Попадались подходящие варианты, но с большой доплатой, да и где ее взять, доплату эту, когда едва сводили концы с концами. По вечерам жили в сущности на пятиметровой кухне, ни почитать лежа, ни посмотреть телевизор — в комнате спала дочь. Так и коротали время до полуночи на табуретках.
— У меня от них уже мозоли на заднице, — печально шутил Олег. — Вот выиграть бы в лотерею «жигуля», взял бы деньгами, хватило бы на обмен квартиры. Я бы купил еще себе «Никон». Видел в комиссионке. С набором линз и объективов. Какой аппарат!.. Молодцы японцы!..
— А что бы ты мне купил?
— А что ты хочешь?
— Мебель хорошую. Настеньке в комнату — детский набор из светлого дерева, а в нашу — югославскую или финскую стенку, журнальный столик, диван и два кресла. Знаешь, из серого велюра. Или из сиреневого. Очень красиво… Обе комнаты обставили б…
Он давно мечтал о хорошей японской фотокамере. Не раз держал в руках, заходя в комиссионный, разглядывал, щелкал. Как профессионал, толк в этом знал. Но повертев, повздыхав, уходил расстроенный: цена была для него немыслимой…
— Почему ты не ужинаешь? — спросила Катя. Она видела, что муж как бы отсутствовал, отгородился от нее, от всего своими затаенными мыслями…
— Не хочется… Чаю попил…
— Олег, я знаю, что с тобой творится! Уж я-то вижу!
Очень прошу тебя, оставь это, выбрось из головы! Забудь!..
— Нет, я решил и сделаю!
— Подумай о дочери.
— Я о ней и думаю. О ее будущем… В конце концов тут и мой, личный интерес. И хватит!
Она знала, — его не переломать, упрям.
— Сними сорочку, воротник уже грязный.
— Ничего, еще один день поношу, — но все же сорочку снял.
Она посмотрела на его сильные покатые плечи, мышцы уже чуть заплыли сальцем, огрузнел, а ему всего тридцать один год…
15
Старое дело, которое пришлось вытащить не без вздоха из архива, состояло из двух томов.
Михаил Михайлович Щерба знал его почти наизусть, уже дважды занимался в разное время по просьбе парткомиссии обкома и административного отдела. И вот сейчас — в третий раз по очередной жалобе.
Полистав первый том, он остановился на допросе некоего Вороновича и стал читать.