Ночной пасьянс

Войдя к себе, он сел за стол, закурил и сразу потянулся к листку бумаги, оставленному с вечера в центре стола. Там были записаны результаты вчерашних звонков в Киев и Тернополь. Выяснилось, что киевский номер, по которому звонил Шиманович, принадлежит одному из отделов Центрального государственного архива УССР; приятелем Щербы в Прокуратуре республики был найден человек, с которым Шиманович разговаривал по поводу каких-то документов, относящихся к 1912 году. Тернопольский разговор Шимановича состоялся с адвокатом-пенсионером, ровесником Шимановича.

Поразмыслив, Щерба решил не посылать пока отдельные поручения ни в Киев, ни в Тернополь с просьбой поглубже допросить этих двух абонентов.

В полдень явился Скорик. Он был свеж, как младенец после купания, тщательно выбрит, как всегда наглажен, в кабинете сразу запахло каким-то мягким лосьоном. Щерба не переносил эти, как он называл, «парикмахерские» запахи. Когда-то, в молодости, он кропил себя «Шипром», потом, женившись, прекратил, жена невзлюбила резкий дух этого одеколона.

— Садитесь. Ну что? — Щерба по-воловьи вскинул глаза.

— Я все сделал, Михаил Михайлович. Сперва Черновцы. Шиманович звонил своему однокашнику по гимназии. Теперь телеграммы. Обе отправлены по Подгорским адресам. Одна — поздравительная, с днем рождения, знакомому нам директору букинистического магазина Зубареву. Вторая — тоже известному нам человеку, директору облархива Ковач Надежде Францевне, и тоже поздравительная… А мы даже не знали, что они знакомы…

— Вам надо будет встретиться с нею. Поговорите.

— Хорошо… Наконец, Ужва. Шиманович разговаривал десятого августа. Телефон принадлежит некой Бабич Ульяне Васильевне. Пенсионерка. Связаться с ней не удалось. Я звонил несколько раз, никто не снимал трубку. Может, позвоним в Ужвинскую прокуратуру, пусть они встретятся с нею?

«Это самое естественное», — подумал Щерба. Но тут же засомневался: давая следователю прокуратуры или милиции в Ужве перечень вопросов, интересующих его, придется довольно подробно вводить их в курс дела, о чем-то предупреждать, чтоб не напутали, короче — посвящать и просвещать.

— Я, наверное, сам съезжу туда. Так проще… Немного мы добыли из нашей затеи, а, Виктор Борисович? — быстрым движением пальцев Щерба поскреб пухлую щеку.

— Так я пойду в облархив?

— Сходите, — как-то равнодушно ответил Щерба.

И поняв это, как то, что Щерба не видел особого проку в его походе к директору архива, Скорик спросил:

— А что потом будем делать, Михаил Михайлович?

— Давить Соколянского и его сыщиков.

Скорик кивнул и вышел.

В Ужву Щерба решил ехать к концу дня, полагая, что так большая вероятность застать кого-нибудь дома. Кого? Он и сам толком не знал, кто конкретно ему нужен. Просто в конце дня люди возвращаются с работы — вот и весь расчет. Единственное, что он точно знал — это кому принадлежал телефон 3-15-21: Бабич Ульяне Васильевне, проживающей по улице Черешневая, 5. Номер квартиры не указывался, вероятно, дом частный.

Машину Щерба выпросил у криминалистов. Шофер гнал по шоссе, словно был один на нем, — ни параллельного, ни встречного движения, — а идя на обгон, включал «мигалку»-сирену. Щерба не любил такой езды, тем более, что прошел короткий мелкий дождик, смешался с пылью, и дорога была скользкая, как намазанная мылом.

— Ты что, всегда так ездишь? — спросил Щерба у водителя, лихо державшего баранку левой рукой, локоть по-пижонски наружу, за опущенное стекло, а правой — ручку коробки передач.

— Всегда, Михаил Михайлович. А что?

— Так вози своего хозяина, а я больше восьмидесяти не выдерживаю, начинается ощущение невесомости. И выключи, пожалуйста, мигалку.

— А мой шеф любит при полном параде. Как только на трассу выскочим, так он и говорит: «Включай, Володя, рок-музыку!» Это значит — сирену и мигалку…

— А девок вы еще не возите с собой на место происшествия?

— Ну вы даете, Михаил Михайлович! — смеялся шофер…

Небо светлело, облака медленно сползали к горизонту, там, где сняли пшеничный клин, уже загустевала желтизной стерня, но еще зеленело картофельное поле, над ним гоношилась шустрая воронья стая…

Шоссе вбегало прямо в центр Ужвы, на площадь, окаймленную невысокими домами — райком партии и райисполком, сиял стеклами новый стандартный трехэтажный Дом быта, — при нем ресторанчик, магазин промипродтоваров, рядом почта, автобусная остановка, аптека, магазинчик «Семена и травы». В центре площади Доска почета.

У прохожего узнали, что улица Черешневая в глубине, где начинаются сады. Она пошла с запекшихся за лето колдобин. Разноцветные заборы и заборчики, ворота — деревянные и железные, — на калитках висели номера и почтовые ящики, за этими оградами густые ухоженные сады, нарядные фасады домиков с мансардами, с верандами, металлическими или блочными гаражами.