Ночной патруль

Она сейчас мало напоминала ту роскошную красавицу, которой всегда была Ленка. Васильковый цвет глаз перебила набухшая краснота белка, под ними темные тени. В старом байковом халате, в стоптанных шлепках, она развернулась, и, сгорбившись, побрела в зал. Там она пристроилась на краю дивана, поджала под себя ноги, голову опустила на диванный валик. Длинные, белые волосы прикрыли ее лицо. Эти волосы были удивительны. Многие модницы нещадно уродовали свои волосы перекисью водорода и другими импортными красками, чтобы добиться такого оттенка, а ей этот цвет даровала природа.

— Ты уже знаешь? — спросил Юрий.

— Да, мне уже трое позвонили, сказали. Доброхоты! Нравится людям делать другим больно.

— Ты можешь припомнить все, что у вас там было?

— Могу, — все тем же ровным тоном ответила Елена, — знаешь, я, как увидела его первый раз там, в реанимации, сразу поняла, что это все. Я же медсестра, я столько таких уже повидала. Дыхание Чейн-Стокса, он уже хрипел. Я ждала этого все три дня.

— Во сколько он тебе позвонил?

— Сначала в восемь. Предложил выйти, покататься на его джипе. Я отказалась. Потом он позвонил в девять, предложил сходить в парк, посидеть в кафе. Я сначала отказалась, так он полчаса обрывал мне телефон. Я положу трубку, он опять звонит. Тут мать допекла: "Иди-иди, пока мужа нет. Что с тебя, убудет что ли"?

— Тетя Поля? — удивился Юрий. — Она, вроде, его не очень жаловала. Сейчас вон сидела, ругалась.

— Это раньше она его на дух не переносила, после того, как Сашка меня с сыном оставил. А как он разбогател, так она мне всю плешь проела: "Вот, не надо было упускать парня, бороться до конца. Сейчас бы на золоте ели-пили".

— А Володька где был тогда?

— На дежурстве. Он теперь на двенадцать часов уходит, с шести вечера до шести утра, потом двое суток дома.

— Как у него со здоровьем-то?

— Да ничего, только быстро ходить не может, задыхается. И кровь часто носом идет. Деньги недавно получили, его боевые, думаем, что с ними сделать.

— Неужели?! Я думал, так их и зажмут.

— Да, я тоже так думала. Невезучий он у меня. Сколько мужиков из города в Чечню ездили, никого не ранило и не убило. А его и ранило, и документы его где-то умудрились потерять. Еле добились, чтобы все восстановили. С судом этим почти полгода нервы трепали. Да мне самой же везде пришлось ходить, до самого Глухарева дошла.

Она, наконец, выпрямилась, достала с журнального столика сигареты, закурила. Юрий последовал ее примеру. Теперь Елена казалась окончательно спокойной, и Юрий решил начать более интенсивные расспросы.

— Во сколько вы встретились?

— Ровно в одиннадцать, около Ваньки.

Юрий кивнул головой. Это место, памятник лихому чапаевскому кавалеристу Ивану Кривову, в честь которого и назвали город, в народе так и называли, «Ванькой». "Встретимся у Ваньки", — говорили влюбленные, и все было им понятно.

— Он был в джинсах, в синей тенниске, очень хорошего качества, плотной такой. Все та же фигура, широкие плечи, узкий в талии. Сашка за последние десять лет не прибавил ни грамма в весе. На руке часы, золотые, «Роллекс», он другую марку не признает. На шее золотая цепь, печатка, на поясе мобила. Короче, весь из себя такой крутой. Дурак! Он мне и без золота был нужен, а так, это все понты его и сгубили.

— Ты думаешь, его из-за этого убили?

— Ну а из-за чего больше? Ты знаешь, например, что у его мобильника в тот вечер села батарея? Он был «глухой», мертвый, понимаешь?! А он все равно нацепил эту дрянь на пояс. Как же, он без этого не так круто выглядит.

На глазах Ленки появились слезы, и Юрий поспешно перевел разговор на другое.

— Денег у него с собой было много?

— Да не очень. Мы взяли бутылку вина, шоколад, орешков. Все это часов до двух выпили и съели, он пошел заказывать еще, рублей не хватило, он пытался всучить продавщице доллары. Та, конечно, шарахнулась от них, кто у нас в Кривове долларами расплачивается? Все наши местные дурочки боятся, что им подделку всучат.

— И много у него было с собой этих самых долларов?

— Я видела две купюры по двадцать долларов.

— Это многие видели?

Она чуть задумалась, потом пожала плечами.

— Да, были там всякие. Я ведь первый раз в этот гребаный парк пришла. Сейчас проклинаю себя как никогда. Ну, сидела дома тридцать лет без этого парка, нет, поперлась искать романтики.

— О чем вы говорили?

— Он уговаривал меня бросить Володьку, уйти с детьми к нему. Обещал горы златые, и неземную любовь.

— И как, уговорил?

Она сильнее обычного затянулась сигаретным дымом, потом кивнула головой.

— Да. Не могу я от него избавиться, Юра. Это на всю жизнь, — она уже откровенно плакала, — как болезнь какая, неизлечимая. Может, он гипнозом владеет, не знаешь? Пока его нет, все так хорошо, так спокойно. А как появится, все! Думать больше ни о чем не могу, только о нем. Как собачка какая, поманит — бегу.

Юрий невольно отметил, что Ленка говорит о Сашке так, словно он до сих пор жив.