Ночной поезд в Мемфис

— Например?

— Ты действительно собираешься ограбить Каирский музей?

— Боже милосердный, нет! Я уже дважды грабил этот проклятый музей, зачем мне делать это снова? Всегда ведь нужно стремиться к большему, ты так не считаешь?

— В этом смысле украсть целую гробницу — достойная цель.

— Твое сочувственное понимание невыразимо трогает меня. — Он открыл банку и долго пил, потом заговорил снова: — Но не надо преувеличивать, это не целая гробница, а лишь несколько избранных стен.

— Мне все же трудно понять, как он надеялся удрать с этим...

— О, удерет, не волнуйся, — спокойно сказал Джон, — если мы его не остановим. Мне по-своему даже жаль. Это могло стать вершиной моей выдающейся карьеры. Ты понимаешь, почему эта идея так привлекала меня?

— Когда она начала тебя привлекать? Джон устроился поудобнее.

— Моя первая встреча с Бленкайроном связана с диадемой Амарнской принцессы. Ты, вероятно, поняла, в чем особенность этого экспоната по сравнению с другими, когда встречалась с моими друзьями в Риме. Все остальные украшения, которые мы... э-э-э... подменили, относились к эпохе Ренессанса и более поздним эпохам, и все они находились в частных собраниях. Диадема же принадлежала Каирскому музею, и только фанатик-коллекционер мог захотеть обладать вещью, которую он никогда не сможет выставить. Ты могла бы вычислить Бленкайрона хотя бы потому, что он человек неприлично богатый и абсолютно беспринципный.

— Не поддевай меня, Джон. Я изо всех сил стараюсь быть вежливой.

— В самом деле? Извини, не заметил. Как я уже сказал, прелесть моего соглашения с Бленкайроном состояла в том, что я должен был лишь вызволить интересующие его предметы из музея. Они оставались в стране, поэтому никаких нервозных встреч с таможенниками не предвиделось. Единственное исключение — статуэтка Тетисери. Он так помешан на ней, что желал повсюду возить с собой.

Однако контрабандно провезти антикварную вещь в Египет не так трудно, как вывезти.

— Значит, та, что стоит в Британском музее, — подделка?

Джон цокнул языком:

— Довольно забавно, но та, что у Бленкайрона, возможно, тоже. Не только анализ красок вызывает сомнения по поводу статуэтки, которую я изъял из Британского музея, но и изучение иероглифов на ней. Я бы не удивился, узнав, что первая была изготовлена прапрадедушкой того старого мастера из Гурнаха, который сделал для меня вторую. Там существует давняя традиция изготовления подделок.

— Как ты его нашел?

— Это долгая история, — ответил Джон, — уходящая корнями в туманное прошлое и изобилующая деталями, которые Шмидт, несомненно, счел бы романтичными.

— Тогда сейчас не рассказывай. Британский музей, наверное, был истинной проверкой твоего мастерства? Охрана там поставлена недурно.

— Я не куплюсь на твои грубые приманки, дорогая, пожалуйста, не трудись допытываться, как мне это удалось. Профессиональная тайна, знаешь ли. Однако замечу, что драматические сюжеты, сочиняемые писателями и продюсерами триллеров, здесь совершенно ни при чем, особенно те, которые требуют сложных постановочных средств. Чем мудреней техническая новинка, тем больше вероятности, что она подведет в решающий момент.

Он сделал паузу, еще попил, потом продолжил:

— Идея похищения гробницы Тетисери пришла Бленкайрону в голову вскоре после того, как Гетти начал реставрацию гробницы другой царицы — Нефертити. Идея действительно была остроумной. Реставрация рельефов — именно то филантропическое деяние, которого ждали от Бленкайрона. В то же время она давала ему прекрасную возможность скопировать рельефы. Он задумал также соорудить макет гробницы, чтобы удовлетворять любознательность туристов, но не подвергать опасности оригинал. И даже если бы в какой-то момент его засекли, он всегда мог правдоподобно объяснить свою деятельность — готовил, мол, приятный сюрприз своим друзьям в министерстве культуры Египта. Это была, разумеется, колоссальная работа, но, как справедливо отметил Фейсал, Бленкайрон достаточно богат, чтобы оплатить сколь угодно квалифицированную команду специалистов.

— И купить нужных специалистов, — вздохнула я. — Бедный Жан Луи.

— Надо сказать, что это один из самых трудных аспектов дела, — признался Джон. — Ты бы удивилась, узнав, сколько на свете честных ученых. К ним нужно подходить с большой осторожностью. Однако сейчас в раскопах ведется не так уж много работ, а высочайше образованных бедолаг вроде Мазарэна или Фейсала, которые не могут найти работу, полно. Я бы Мазарэна не выбрал. Вместо того чтобы признать собственную продажность, он убедил себя, что руководствуется высшими соображениями. Такие люди опасны, совесть у них всегда неспокойна, и под нажимом они легко раскалываются. Я говорил это Бленкайрону, но он проигнорировал мой совет, и теперь понятно почему: он с самого начала намеревался в конце избавиться от неудобных свидетелей.

— Поэтому ты решил выйти из игры?