Ночной поезд в Мемфис

Мы стояли у подножия скалы. Высоко над головой виднелись отверстия — входы в гробницы. Когда-то посетителям приходилось карабкаться туда по крутым, опасным склонам, но настоятельная потребность в туристских долларах, фунтах, марках и йенах подвигла на сооружение более удобных подходов: в скале были высечены тропы и несколько маршей лестницы. Прямо перед нами начиналась такая дорожка с длинной чередой мелких ступенек. Кое-кто из наших уже карабкался по ней.

На одной из ступенек — нелепая фигура в несуразно огромных солнцезащитных очках и самом большом, самом белоснежном пробковом шлеме, какой мне когда-либо доводилось видеть. Человека окружала целая стая мяукающих кошек, которых он кормил какими-то объедками, извлекаемыми из бесчисленных карманов, украшавших его куртку цвета хаки. Замечания, которые он отпускал в ходе кормления, прозвучали для меня погребальным колоколом:

— Не толкайтесь, это невоспитанно. Здесь всем хватит. Ах, ты плохая мама — дай сначала поесть малышам.

Голос позади меня глухо простонал:

— Я этого не заслужил! Конечно, моя жизнь — не образец для подражания, но такогоне заслуживает никто. Даже Джек-Потрошитель, даже Аттила-гунн...

Я чувствовала абсолютно то же самое. Просто не могла произнести этого вслух, потому что онемела. О Боже, прошу тебя, пошли мне солнечный удар, шизофрению или что-нибудь столь же безобидное, только не это, мысленно воззвала я.

Шмидт увидел меня. Его кустистые седые усы зашевелились, а маленький аккуратный ротик растянулся в широкой улыбке.

— Извините, — сказал Джон, отодвинув меня в сторону, и двинулся вперед тем обманчиво неторопливым шагом, который на деле оказывается быстрее внезапно хлынувшего дождя. Сосредоточившись на мне, Шмидт поначалу его не заметил; когда же заметил, выражение полного восторга разлилось по его лицу. Джон добрался до Шмидта прежде, чем тот успел рассыпаться в приветствиях, и навис над ним.

— Ну не прелесть ли он? — Голос принадлежал Мэри. Я уже достаточно пришла в себя, чтобы оглянуться.

— Прелесть, — повторила я тем же обреченным тоном, каким только что говорил Джон.

— Как хорошо поступил этот милый пожилой джентльмен, который кормит кошек. — Мэри просунула руку мне под локоть. — Я тоже хотела принести какие-нибудь остатки еды; здесь все животные такие заброшенные, вечно голодные. — У нее вырвался трепетный вздох; сияющими глазами она смотрела на Джона, усевшегося на ступеньку рядом со Шмидтом. Шмидт слушал его, открыв рот.

— У Джона такое нежное сердце, — продолжала Мэри, — он любит кошек.

Это было для меня новостью. Уж Клару-то Джон точно не любил, и ей он, в свою очередь, сразу же не понравился: Клара очень проницательна.

Умные кошечки извинили Джона за то, что он отвлек Шмидта частным, но, видимо, важным разговором. К тому времени, когда мы добрались до моего босса, Джон уже ушел вперед, а Шмидт закончил кормить стаю завтраком. Он поднялся на ноги и испустил радостный вопль:

— Вики! Grass Gott [27], доброе утро, привет! Я так рад вас видеть!

— Что вы здесь делаете, Шмидт? — поинтересовалась я. Голос у меня был на удивление спокойным.

— Это судьба, не иначе. Потом все вам расскажу. — Шмидт стрельнул глазами в сторону Мэри, затем снова перевел их на меня. Улыбка его увяла, и он быстро заморгал. Должно быть, Джон уже сообщил ему о своей женитьбе. Да и выхода другого не было: следовало пресечь в зародыше неуместные намеки Шмидта на кое-каких прежних приятельниц Джона. Ах, как бы мне хотелось знать, о чем еще приватно побеседовали эти двое!

Я представила Мэри. Шмидт был немногословен, хотя и очень галантен, он пристально вгляделся в лицо Мэри. Они оказались почти одного роста.

Мэри извинилась, сказав, что ее ждет муж. Он ее вовсе не ждал, а был уже далеко впереди. Она поспешила за ним.

— Бедняжка Вики, — нежно сказал Шмидт, сняв очки и вытирая глаза. — Не позволяйте злу овладеть вашим сердцем, дитя мое.

— О чем это вы, Шмидт?

— Разве вы не в отчаянии? — Шмидт испытующе заглянул мне в лицо из-под своего широкополого шлема. — Что ж, кажется, нет. Женщина, у которой столько любовников, сколько у вас...

— Заткнитесь, Шмидт, — сказала я.

Шмидт не обратил внимания на мои слова, он так часто их от меня слышал, что они пролетали у него мимо ушей.

— Но нельзя ожидать, что все они будут хранить вам верность, если вы ничего не делаете, чтобы их поощрить, а часто бываете, в сущности, грубы с ними. Nein, nein [28], не отрицайте. Я сам видел. Надеюсь только, что сэр Джон женился на этой бедной девочке не от отчаяния, это было бы несправедливо по отношению к ней. Она, кажется, очень славная молодая дама.

— Шмидт... — Он замер в ожидании, но я не могла придумать, что сказать. Возможно, не следовало ничего говорить, пока не выясню, что наврал ему Джон. Поэтому после заминки я лишь буркнула: — Не хочу об этом говорить.

— Да, это, пожалуй, не лучшее место для доверительных бесед, — согласился Шмидт. Фейсал гнал снизу прямо на нас последнюю, самую нерасторопную овечку своего стада — престарелую англичанку, чьи физические возможности явно не соответствовали ее жизнелюбию.