Ночной полдник

Странно, но я поверила.

Когда я прекратила драться, Иэн объявил:

— А теперь я тебя отпущу.

Он уткнулся в мои волосы, а потом быстро поцеловал меня в шею.

Я вдруг с кристальной ясностью вспомнила наш роман. И подумала: что-то здесь не так. Как меня может возбуждать другой мужчина, если я люблю Освальда? Я прекрасно знала, что пытаться возбудить девушку, состоящую в серьезных отношениях, — со стороны Иэна просто порочно.

Дюшарм отпустил меня. Я не стала терять время на поиски туфли и тут же снова припала к отверстию в заборе. Эдна, откинув с лица капюшон, держала на руках счастливого и невредимого ребенка. Сэм и Уинни, которые тоже откинули капюшоны, стояли возле мраморной чаши. Сайлас передал Сэму нож.

Бедняга Сэм выглядел так, словно его насильно загнали на костюмированную вечеринку. Вытянув вперед левую ладонь, он медленно произнес:

— Этот ребенок — моя кровь и моя жизнь. Я всегда буду любить и защищать этого ребенка.

Поморщившись, он резанул свою ладонь. Однако надрез оказался слишком осторожным, и кожа осталась неповрежденной. Сэм беспомощно взглянул на Уинни, и та забрала у него нож.

Перехватив его взгляд, она успокаивающе улыбнулась, а потом сделала на руке Сэма небольшой надрез. Тут же полоснув собственную ладонь, она проговорила своим приятным, но твердым голосом:

— Этот ребенок — моя кровь и моя жизнь. Я всегда буду любить и защищать этого ребенка.

От такого проявления родительской преданности я прослезилась.

Сэм и Уинни держали руки над чашей, а Уиллем взял со стола хрустальный бокал. Насколько я могла понять, в нем была вода; в нетвердой руке Уиллема жидкость слегка колыхалась. Плеснув водой на руки молодой пары, он снова заговорил на своем непроизносимом языке. Это напоминало дублированный фильм: звуки не совпадали с движениями губ.

— Зас-свидетельс-ствовано, что этот ребенок впредь будет нос-сить имя Элиз-сабет Табита Грант-Хардинг, — объявил Сайлас.

Эдна снова передала Сэму и Уинни извивающееся дитя, и они улыбнулись.

Элизабет!

Я обернулась к Иэну и наступила ему на ногу.

— За что, дорогая? — тихо спросил он, поднимая мою потерявшуюся туфлю и передавая ее мне.

— За то, что мой страх доставляет тебе удовольствие, — прошептала я в ответ.

Иэн по-прежнему обладал обескураживающей способностью заставлять меня думать: секс, секс, секс.

— А-а… Но я так обрадовался твоему присутствию! Ну что же, беги приводить себя в порядок, чтобы Освальд не заподозрил тебя в шпионстве. Поговорим позже.

Радостно посвистывая, Иэн двинулся на территорию бассейна, а я вприпрыжку помчалась через поле. По прибытии в хижину я заметила, что мои аккуратные туфельки запылились, а от платья отлетели верхние пуговицы, обнажив большую часть tetas[29] в хорошеньком розовом лифчике. Черт бы побрал этого Иэна Дюшарма!

Я скинула туфли и, стянув платье, попыталась оценить нанесенный ущерб. Возможно, все это удастся исправить. Я обыскала ящичек для сигар, в котором лежали булавки, разрозненные пуговицы и несколько катушек с нитками. Однако ни одна пуговица к моему платью не подходила.

Тут открылась входная дверь, и я выдернула из шкафа первое попавшееся платье — рубиново-красное из облегающего джерси. Я просунула в него голову и быстро натянула на бедра. Если бы такое платье надела Уинни, оно выглядело бы стильно, но в моем случае этот фасон еще больше подчеркивал все изгибы тела. Такое платье следует носить с высокими каблуками, поэтому я впихнула ноги в черные шпильки с открытым мыском. Когда Освальд вошел в спальню, я приглаживала волосы руками.

— О, ты все еще не спишь.

— Конечно, нет. Но я заснула в одежде и… э-э… мне пришлось приводить себя в порядок.

— Ладно, — с некоторым изумлением сказал он. — Если ты, конечно, уверена, что хочешь пойти.

— Я — да. Но если ты, Освальд, не хочешь, чтобы я туда пошла, может, стоит просто сказать мне об этом?

Он не ответил, и я потопала в ванную. Поглядев в зеркало, я увидела, что в результате схватки с Иэном моя помада размазалась по всему лицу. Что касается платья, то, если в нем таскаться по улицам и приставать к мужикам, даже прожженные проститутки посчитают меня шлюхой. Неудивительно, что Освальд колеблется.

Я, конечно, могла переодеться, но потом подумала: эти люди только что ходили в причудливых одеяниях и принимали участие в жутковатой церемонии, так какого черта я должна производить на них впечатление? Я привела в порядок свой макияж, и мы с Освальдом вышли на улицу.

— Ты джемпер не хочешь прихватить? — засомневавшись, поинтересовался Освальд. — На улице холодает.

— Нет, мне и так хорошо. Как прошло мероприятие?

— Длинно и скучно, — ответил он, поднимая на меня глаза. И добавил чуть погодя: — Наконец появился Иэн.

— Э-э… Уинни обрадуется.

По полю мне пришлось идти на мысках, чтобы не топить каблуки в земле. Мерцающие на деревьях огоньки, сверкающие фонарики и веселенькие горшочки с цветами, украшавшие внутренний дворик, делали сцену у бассейна еще более нереальной. В воздухе плыл тонкий аромат белых цветов табака.