Погода зимой в Цюрихе явно не располагает к оптимизму и жизнерадостности. Под тяжелым свинцовым небом даже озеро выглядит так, будто расположено в подвале. На второй день я смирился, признал свое поражение и стал разбирать вещи в доставшемся мне чужом чемодане Не было, однако, ничего, что могло бы указать на их владельца: ни записных книжек с адресами, ни чековых книжек, ни вообще каких-либо книг. Не было также ни счетов, ни фотографий, ни каких-либо меток на вещах. Этот человек, как видно, отличался крепким здоровьем. Ни одного лекарства с рецептом, по которому можно было бы узнать его имя, а лишь зубная паста, зубная щетка, безопасная бритва, коробочка гигиенической пудры и флакон одеколона.
Я весь покрылся испариной. Итак, я у разбитого корыта, и надо начинать сначала. Собираюсь ли я охотиться за этим призраком, который ворвался в мою жизнь, перевернул ее и, неузнанный, исчез навеки.
Мне пришли на ум прочитанные мной детективные истории, и я стал искать ярлыки портных на пиджаках. Хотя одежда была вполне приличной, это было готовое платье, которое можно приобрести в любом универмаге Америки. На сорочках, правда, оказались метки прачечной, но, вероятно, только ФБР, и то со временем, могло бы выследить по ним человека, я же не мог ни тягаться с ФБР, ни обратиться туда за помощью.
Нашел я алые лыжные штаны и легкую желто-лимонную нейлоновую парку. В недоумении пожал плечами. Чего можно ожидать от человека, который на склонах гор выглядит как пестрый флаг какой-нибудь маленькой экзотической страны? Такой же была и его спортивная куртка. Мне, следовательно, надо следить за лыжниками, спускающимися с гор в особо ярких одеяниях.
Отыскалось и то, что можно было бы посчитать некой путеводной уликой. Среди вещей был смокинг. Это означало, что владелец его намеревался проводить время на шикарных курортах, где надо одеваться к обеду. Единственное такое место, о котором я как-то слыхал, был отель «Палас» в Сан-Морице, но, по-видимому, были и десятки других. Наличие смокинга могло также указывать на то, что он собирался побывать в Лондоне, Париже или в других больших европейских городах. К несчастью, в Европе чертовски много больших городов.
Я подумал, а не позвонить ли мне в контору лыжного клуба в Нью-Йорке, объяснить, что произошло в цюрихском аэропорту, и попросить, чтобы мне сообщили имена и адреса трехсот пассажиров, летевших со мной в самолете. Затем я бы разослал всем им письма, предлагая обменяться чемоданами тому, у кого по ошибке оказался мой чемодан. Но я быстро отбросил эту мысль. Прошедшие два дня убедили меня в том, что тот, кто завладел моими деньгами, вряд ли откликнется.
Пытаясь определить, каков же из себя вор (я уже так стал называть его), я примерил некоторые его вещи. Надел рубашку. Воротничок вполне по моей шее, сорок второго размера. Рукава сантиметра на два короче моих. Но мыслимо ли придумать какой-либо благовидный предлог, чтобы проверять этой зимой размеры шеи и рук у каждого встречного американца? Были еще две пары хороших ботинок сорокового размера, одни черные, другие коричневые. Совершенно мне по ноге.
Его спортивная куртка также подходила мне, хотя и была немного широка в талии. Однако нельзя было предположить, что ее носил человек средних лет с уже отвислым животом. Наоборот, казалось, что она на хорошего лыжника в отличной форме, независимо от возраста. Его брюки были мне коротковаты, он, очевидно, был несколько ниже ростом. Во всяком случае, в моих поисках мне не следовало обращать внимания на высоких, толстяков и карликов.
Если вор окажется бережливым, подумал я и наденет то, что нашел в моем чемодане, то уж по своему костюму я его сразу опознаю при встрече. Я ухватился за эту соломинку, но тут же понял, что, имея семьдесят тысяч в кармане, он, наверное, оденется у лучших европейских портных. Мысль об этом причинила мне такую же боль, как ревнивому мужу, представившему себе свою красавицу жену в объятиях другого мужчины. С грустью осознал я, что словно брачными узами привязан к бывшим у меня сотенным бумажкам.
А пока что у меня при себе осталось пять тысяч долларов. С ними можно попытаться найти того человека, которому мои семьдесят тысяч буквально свалились с неба.
Уложив его вещи обратно в чемодан в том же порядке, как они лежали, я мог, по крайней мере, утешаться тем, что мне не придется тратиться на покупку одежды взамен той, что была в моем чемодане. Бог дал, Бог и взял. Было бы значительно хуже, если бы в чемодане оказались женские вещи.
Я расплатился в отеле, поехал на цюрихский вокзал и купил билет первого класса в Сан-Мориц. В самолете я разговорился с сидевшей рядом семейной парой, которая сообщила мне, что едет на лыжный курорт в Сан-Мориц. Они не назвались и не сказали, где собираются остановиться. От них можно было получить кое-какие полезные сведения, но отыскать их теперь было трудно. Однако надо же было с чего-то начать. Цюрих стал мне просто противен: все два дня, что я пробыл в нем, лил дождь.