Она рассмеялась немного грустно, как мне показалось.
– Не наказывай меня, – сказала она и повесила трубку.
Я застегнул воротничок, подтянул спущенный галстук и надел пиджак, чтобы по всей форме холодно встретить ее.
– Ужасно, – поморщилась она, войдя в номер и осматриваясь. – Хромированная Америка.
Опустив руки, она стояла посреди комнаты, очевидно, ожидая, чтобы я помог ей раздеться.
– Я не намерен провести тут остаток дней своих, – почти продекламировал я, помогая ей снять пальто.
– Да, вижу, – кивнула она, взглянув на упакованный чемодан, лежавший на кровати. – Уже в дорогу?
– Ага.
Мы церемонно стояли друг против друга.
– Сейчас отправляешься?
– Особенно не тороплюсь. Ты же сказала, что занята сегодня… в Вирджинии, – подчеркнул я.
– Была занята. Но весь день меня не покидала мысль о том, что есть в Вашингтоне человек, который жаждет видеть меня. Потому я и приехала. – Она сделала попытку улыбнуться. – Надеюсь, не помешала?
– Вовсе нет.
– Может, ты пригласишь меня сесть?
– О, извини. Ради Бога, садись.
Она села и с чисто женским изяществом закинула ногу на ногу. Щеки у нее зарумянились, должно быть, она прошлась по морозцу в Вирджинии.
– Что еще занимало тебя? – спросил я, продолжая стоять на почтительном расстоянии.
– Видишь ли, – она стянула коричневые перчатки и положила их на колени, – я решила, что под конец нехорошо говорила с тобой.
– Мне приходилось слышать кое-что и похуже.
Она покачала головой:
– Это было очень грубо. Чисто по-вашингтонски. Привычная деформация и чувств, и речи. Не следовало предлагать тебе… Прости меня.
Я подошел, наклонился к ней и поцеловал ее головку. От нее еще веяло свежестью загородной зимней прогулки.
– Не расстраивайся. Не такой уж я слабонервный.
– Ты, конечно, не звонил Бренде.
– Нет, конечно.
– Какая это была глупость с моей стороны, – вздохнув, сказала она. Потом улыбнулась, лицо ее посветлело, стало нежным и молодым. – Забудешь обо всем этом, обещай мне.
– Забуду, если хочешь. А о чем еще ты раздумывала в Вирджинии?
– Да о том, что в ту ночь мы сошлись пьяными.
– Даже основательно пьяными.
– И я подумала, что, будь мы трезвыми, наша близость была бы прекрасней. Ты еще пил сегодня после нашего обеда?
– Нет.
– И я не пила, – улыбнулась она, поднялась с места, подошла и обняла меня. На этот раз я раздел ее.
Временами в середине ночи она шептала:
– Завтра же уезжай. Иначе я никогда не отпущу тебя.
Когда я утром проснулся, ее уже не было. На столе она оставила записку, написанную четким, несколько наклонным почерком.
«Вот и конец праздника. Пошли будни. Не принимайте всерьез того, что вам говорит женщина. Эв.» Я скомкал записку и бросил ее в корзинку.
8
На другой день я получил заграничный паспорт. Хейла на службе не было, но он дал все необходимые указания своей секретарше мисс Шварц.
Вероятно, после того как он отвел душу, высказал все, что у него наболело, ему было как-то неудобно увидеться со мной. Сплошь и рядом человек, даже ваш друг, если он разоткровенничался с вами ночью, потом наутро, при свете дня, сожалеет об этом.
Мисс Шварц была, как всегда, исключительно красива и очаровательна, но я не завидовал моему другу Джереми Хейлу.
Получив по чекам свой карточный выигрыш, я отправился в универсальный магазин, где купил два крепких, но легких чемодана темно-синего цвета с красной окантовкой; один побольше, другой поменьше. Чемоданы были дорогие, но я не скупился – главное было надежно сохранить деньги. Я приобрел также довольно вместительный атташе-кейс с цифровым замком. Кейс легко помещался в большем из двух чемоданов. Теперь я был полностью снаряжен в неведомый путь – Одиссей, пускающийся с попутным ветром в далекое плавание, тревожное путешествие, полное опасностей и превратностей судьбы.
Продавец предложил мне выбрать сочетание цифр для секретного замка:
– Советую выбрать такое число, которое имеет для вас какое-то значение, и тогда вы его не забудете.
– Шестьсот два, – сказал я, уверенный, что этот номер с покойником в «Святом Августине» я никогда в жизни не забуду.
С новенькими чемоданами, уложенными в багажнике взятой напрокат машины, я в три часа дня выехал в Нью-Йорк. Перед отъездом позвонил брату и сказал, чтобы он ожидал меня завтра в десять утра у здания банка, где в сейфе лежали мои деньги.
Не доезжая до Нью-Йорка, я остановился переночевать в придорожном отеле в окрестностях Трентона. Мне не хотелось быть в Нью-Йорке дольше, чем это было необходимо. Понимая, что это глупо и что буду сожалеть об этом, я все же не удержался и позвонил в Вашингтон на квартиру Эвелин. Я даже не знал, что скажу ей, мне просто хотелось услышать ее голос. К счастью, никто не ответил.