Ночной портье

— А оно оказалось много лучше. Во много раз лучше, чем можно было ожидать. И мы почти сразу начали расширять предприятие. Сейчас у нас в мастерской более ста рабочих. Наши акции еще невысоки на бирже, но уже растут. В настоящее время мы получили предложения от полудюжины компаний, которые хотят откупить наше дело. И самое значительное — от «Нортерн Индастрис». Это огромный концерн. Ты, наверное, слышал о нем.

— Нет, никогда не слыхал.

Брат с укором поглядел на меня, как школьный учитель глядит на ученика, не выучившего урок.

— Как бы то ни было, уж поверь мне, что это огромный концерн, — наставительно повторил он. — И они готовы хоть сегодня подписать с нами договор и уплатить полмиллиона долларов. Ну как, дошло до тебя?

— Вполне, — кивнул я.

— Более того, мы, то есть я и двое молодых инженеров, которые предложили идею, сохраняем контроль и управление делами в течение пяти лет. Жалованье нам увеличивается втрое, и, кроме того, за нами остается определенное количество акций. Ты, конечно, вместе со мной участвуешь в деле.

Официант принес заказанный бифштекс, и Генри с волчьей жадностью набросился на него, поедая вместе с жареной картошкой и булкой, обильно намазанной маслом.

— Теперь подсчитай, Дуг, — говорил он с набитым ртом. — Ты дал двадцать пять тысяч. Наша доля тридцать три процента от полумиллиона, что составляет сто шестьдесят шесть тысяч долларов, из коих две трети твои.

— Я и сам знаю арифметику, — перебил я.

— И это — не считая выплаты по акциям, — заметил Генри, продолжая жевать. Не то от горячей еды, не то от больших цифр, которые он называл, лицо его покраснело и заблестело от пота. — Даже при нынешней инфляции это все же подходящие деньжата.

— Кругленькая сумма, — кивнул я.

— Обещал я тебе, что ты не пожалеешь, не так ли? — сказал он.

— Совершенно верно.

— И мне больше не приходится считать чужие деньги, — с жаром проговорил он и, окончив есть, отложил в сторону нож и вилку. Потом с серьезным видом поглядел на меня. Сквозь контактные линзы глаза его казались глубокими и чистыми. Маленькие красные пятна у носа исчезли. — Ты спас меня от гибели, Дуг, — негромко сказал он. — И я никогда не смогу полностью отблагодарить тебя.

— И не пытайся.

— А у тебя все в порядке? В жизни и во всем?

— Лучше и быть не может, — заверил я.

— Выглядишь ты замечательно, братишка. Правда.

— Спасибо, ты тоже.

— Ну так что? — Он неловко поежился. — Решай: да или нет?

— Конечно, да, — быстро ответил я.

Он радостно улыбнулся и снова взялся за нож и вилку. Прикончив бифштекс, тут же заказал на десерт черничный пирог.

— С таким аппетитом тебе неплохо бы заняться спортом, Хэнк, — посоветовал я.

— Я вновь увлекся теннисом.

— Приезжай как-нибудь сюда, поиграем вместе, — предложил я. — Здесь на острове сотни кортов.

— Прекрасно. С удовольствием пообщаюсь с твоей женой.

— Буду рад, — искренне сказал я и вдруг начал громко смеяться.

— Чему ты смеешься? — как-то подозрительно спросил брат.

— После твоего звонка, когда я ехал сюда, то по дороге решил, что на крайний случай дам тебе еще десять тысяч. И ни цента больше.

В первый момент Генри как будто обиделся, но затем тоже стал смеяться. Мы еще продолжали хохотать, когда в дверях показалась Мадлен и подошла к нашему столику.

— Что с вами? — спросила она.

— Семейные дела, — ответил я.

— Что ж. Генри мне потом расскажет. Ты ведь все мне рассказываешь. Генри, не так ли?

— Да, все и всегда, — сказал брат и с любовью поднес ее руку к губам. Прежде он никогда столь открыто не выказывал свои чувства. Я видел, что многое в нем изменилось, он стал совсем другим человеком. Если кража ста тысяч у мертвого старика могла помочь так измениться Генри, то разве в какой-то мере это же снимало с меня вину за само преступление?

Когда я проводил их к машине, Мадлен дала мне адрес своей нью-йоркской квартиры. Однако мы и не подозревали, как скоро нам придется увидеться.

Выставка, уверял Фабиан, открылась с большим успехом. Одно время на стоянке скопились более шестидесяти машин. Было полно народу, люди приходили и уходили. Много внимания уделялось шампанскому, а уж заодно и картинам. Что касается отзывов о них, то мне приходилось слышать и восторженные.

— Пока счет в нашу пользу, — прошептал мне Фабиан, когда мы улучили момент и встретились в баре.

Я не заметил в толпе критика из «Нью-Йорк Таймс», но Фабиан сказал, что он здесь и выражение его лица весьма благожелательное. К восьми часам вечера наша Дора прикрепила таблички «продано» на четырех больших картинах, писанных маслом, и на шести поменьше.

— Блестяще, — ликуя, бросил Фабиан. — Многие обещали снова прийти. Как жаль, что нет Лили. Она обожает выставки. — Язык у него немного заплетался, он весь день ничего не ел и все носился с бокалом в руке. До этого я никогда не видел его пьяным и не думал, что он может перебрать.