Ночной позор

— Банку такая потеря особого вреда не принесет,— с серьезным видом объяснил мне оперативник.— А грабить мелких торговцев не соответствует моим моральным принципам. Не могу же я разорять ни в чем не повинного человека.

Оперативник вынул из сумки толстенькую пачку и бросил мне.

— Держи. Иди, трать, разменяй все купюры, но чтоб половина суммы осталась. Я тебе внешность изменю. И сильно не напивайся!

— Я тебе что говорил? — строго сказал Утка.

— Увгкх,— увгкх-нул я и побежал в сортир.

Скоро мне чуть полегчало, но тут явился проклятый Утка, схватил меня за шиворот и принялся погружать головой в холодную воду.

— Я не знаю, о чем вы говорите! — орал я, захлебываясь.

— Где деньги? Кому я доверился! — кричал Утка.— С кем я имею дело? Тебя что, просили устраивать дебош? Кто должен платить за разбитую машину? А витрина в ресторане? Идиот! Скотина! А фуражку ты зачем у постового отбирал?

— Какая витрина? — схватившись за голову, простонал я.— Какая машина?.. Какая фуражка?

Хотя нет, машину помню. Кажется, я записался на курсы водителей… Еще, кажется, я на митинге каком-то выступал… В демонстрации участвовал. Это уже после ночного клуба было, но еще до той забегаловки. Ага! Вспомнил! Я, полный решимости исполнить Уткино поручение, решил попробовать все-таки народный мексиканский напиток текилу. И мескаль, раз уж я все равно в бар зашел. А асбент нынче безопасный, без наркотических примесей. Вот я и его решил дернуть, раз уж деньги есть. Потом еще что-то…

Наконец я опомнился настолько, что смог сказать:

— Рассуждая логически, я совершил глупость, которую искуплю перед лицом неприятеля.

Утка вытаращенными глазами поглядел на меня и пощупал зачем-то мой лоб.

— Ты че? — испуганно спросил он.

Ой! Неужели горячая белка? белая горячка?..

Я быстро осмотрелся вокруг на предмет этих самых белочек, чертиков, человечков или оранжевых собачек. Вроде, все было спокойно.

— Так, ладно,— Оперативник поднялся.— Иди переоденься, а то на тебя смотреть страшно.

Оперативник отправился на разведку, по каким-то своим делам, мне строго-настрого велев из квартиры не высовываться, к окнам не подходить, музыку не включать и вообще вести себя тихонечко, пока он не вернется. Мол, денек-другой можно потерпеть. После моих похождений Утка выпускать меня на улицу опасался.

Я, в общем, и вел. Тихонечко.

Но Утка, уходя, не учел катастрофического стечения обстоятельств.

Я, деньги. Пустая квартира.

Повторим.

Деньги, я, пустая квартира.

В этом логическом ряду не хватает важнейшей составляющей.

Честно высидев сорок одну с половиной минуту, я как ужаленный сорвался с места и схватил телефон.

Но трубка молчала. Линия, конечно, была обрезана. Зачем телефон дрейфующему у берегов далекого Свазиленда Уткиному товарищу?

И зачем я утопил мобильник в фонтане? Поспорил, видите ли, с каким-то уродом, что он у меня водонепроницаемый.

Как видите, сама судьба принуждала меня покинуть убежище. Надо дойти хотя бы до таксофона, наберу пару-тройку заветных номеров, куплю вина, конфет и прочей романтики…

Я долго хорошился перед зеркалом, напевая старинную солдатскую песню:

Жупайдия, жупайдас,
Нам любая девка даст!

В свете последующих событий, это утверждение оказалось несколько самонадеянным.

Я сбежал по лестнице, пихнул ногой дверь подъезда и, согласно всем шпионским правилам, осмотрел улицу на предмет слежки.

Затем покинул район предыдущей диспозиции и, заложив руки в карманы, двинулся по направлению к точке связи.

Профессор Плейшнер был большой мастер уходить от преследования.

Впрочем, скоро я позабыл обо всех опасностях и, поддавшись очарованию солнечного дня, двинулся к видневшемуся неподалеку магазинчику.

Маленькие магазины совершенно вытеснили в последнее время привычные ларьки, своей приглядной чистотой сменив пыльную негигиеничность железных форпостов первичного капитализма.

Правда, обустраивались такие магазинчики преимущественно на первых этажах жилых домов, в выкупленных квартирах, для чего разбиралась одна из наружных стен. В некоторых зданиях по фасаду не было ни одной целой стены, все квартиры были заняты свободными предпринимателями. Как бы, извините, и не рухнуло к чертям все строение.

Я поднялся по скользкому крыльцу, крытому дорогим итальянским кафелем, и ухватился за дверную ручку.

С легким шипением — работала импортная пневматика, сменившая старинные пружины, дверь распахнулась.

Первым делом взгляд мой отправился на поиски различных напитков, мимоходом скользнув по старичку в старомодном плаще и дурацкой шапочке. Старичок, стоя ко мне спиной, покупал сигареты.

Видимо, почувствовав что-то, он обернулся. И мы узнали друг друга.

— Ба! Какие люди! — обрадовался Закидон.— А я уже грешным делом подумал, что ты откинулся вместе с дружком своим.

— И вам здрасьте,— пробормотал я, осторожно отступая.

Сами понимаете, не мне тягаться с главой оперативного отдела.

Закидон не торопясь раскурил длинную бабью сигаретку коричневого цвета, в нашем очаге культуры называемую «Морэ», и бросил мне вслед пару убористых заклинашек.