Ночной принц и я

Я совсем не заметила, как оказалась вновь у гроба. Соседи ещё раз прощались с бабушкой. Лекс стоял рядом, положив свои руки мне на плечи. Слёз не было, только тихий скулёж иногда прорывался из приоткрытых губ. Мама рыдала навзрыд держа чёрный кружевной платок около носа. Дед просто молча не отводил глаз от лица ушедшей супруги.

— А это кто такой? Неужели Алискин парень? Не наш он. Чужой, — ходили по толпе шепотки. Лекс тоже слышал это, но лишь крепче сжимал своими руками мои хрупкие плечики.

— Зачем ты оставила меня? Ты ведь так и не дала мне ответа… Зачем, бабушка?

Через пятнадцать минут прощание закончилось и гроб немедленно подхватило четверо охранников. Табуреты перевернули и мы пошли по еловым веткам к катафалку и автобусам. Но их не было… Первой это заметила я и растерянно встала. Второй — мама — она смущенно оглядывалась вокруг, не понимая, куда могли деться пазик и грузовик, служащий в городе единственным катафалком. Дедушка казалось, не обращал внимания на такие мелочи. Между тем четверо "бодигардов" уверенно отправились к чёрной машине, напоминающей пресловутую "ГАЗель". Позади машины стоял шикарный автобус типа "евролюкс". Я АБСОЛЮТНО ничего не понимала. Мы не могли заказать такие вещи — у нас бы попросту не хватило денег на такой шик. Если уж гроб простой деревянный, а не лакированный с наворотами…

— Думаю, это понравилось бы твоей бабушке, будь она жива, — раздался тихий шёпот над ухом.

— Так это ты?! — вдруг поняла я. — Зачем?

— Маленький прощальный презент. Думаю если уходить из жизни, то с музыкой.

— Знаешь на что это похоже? — вдруг нахмурилась я.

— На шикарное прощание?

— Нет, — покачала я головой. — На дешёвую мыльную оперу.

— Почему? — теперь уже настал черёд хмуриться Сашке.

— Ну, потому что, сначала меня зажимают в угол бомжи и ты словно ангел-хранитель приходишь ко мне на помощь именно в тот момент, когда я тебя мысленно зову и шансов у меня почти нет. Ты сметаешь всё на своём пути и в итоге высвобождаешь меня из плена, словно рыцарь в сияющих доспехах. А сейчас выясняется, что ты ещё и шикарные похороны организовал.

Не знаю, чего во мне было больше, обиды за то, что он меня не предупредил и вообще собственно без спросу явился на похороны, либо злости на то, что у меня просто нет денег, чтобы это всё могли организовать мы.

На этом препирательства закончились. Лекс хмыкнул и усадил нас в катафалк. Сам же разместил людей в автобусе. Мама, поражённая таким сюрпризом, забыла, что на похоронах надо плакать и, заглядывая мне в глаза, спросила:

— Это тот, по кому ты несколько недель назад сохла? Или тот, которого ты встретила в клубе?

— И тот, и другой…

— Как это? — не въехала матушка.

— Мама, человек, с которым я познакомилась на катке и Ночной принц одно и тоже лицо. И он сейчас сидит в автобусе вместе со своими перекачанными мальчиками.

Дальше похороны прошли без сюрпризов, мама, после моей отповеди отвернулась, обидевшись, и больше до поминок не сказала мне ни слова. На кладбище, несмотря на мороз, собралось достаточно много народу. Двухметровая яма, около которой поставили гроб внушала мне ужас. Сердце забилось быстрее, страх подступил комком к горлу. Кто-то что-то говорил, я неуверенно кивала. Потом к гробу привязали веревки и начали спускать вниз. И вот тут, когда все начали кидать комки земли вниз, в голову мне что-то стукнуло. В мозгу помутилось, глаза застлал мутный белесоватый туман, и я со всех ног кинулась к могиле. Шаг, второй, третий… Руки сами собой сжались в кулаки и вот шаг в пропасть…

— Дура! — ухватил меня за шкирку Лекс, одновременно разжимая кулак и кидая в могилу горстку земли. — Что ты творишь! Голову себе расшибить хочешь?

— Да что ты знаешь, — я развернулась, стукнув кулачком ему по груди, — что ты вообще знаешь? Это моя бабушка!

— Была, Алиса! — твёрдо сказал Лекс. — А теперь пойдём.

Следующая поездка в автобусе была чем-то смутным и непритяным. Лекс посадил меня на свои колени и я, прижавшись к его груди, беззвучно плакала. И только его руки, поглаживающие осторожно мою спину не давали мне сорваться и переступить черту, когда плач перерастает в настоящую истерику. Руки окольцовывали, закрывали от страшного мира, отодвигали страхи.

— Тшш, моя девочка! Всё хорошо! Всё будет хорошо.

Тогда я не верила, что может быть ещё хуже. Гораздо хуже, и что эти краткие мгновения близости, когда везде только мрачные лица и слёзы, я буду вспоминать с нежностью и печалью и буду смотреть в прошлое глазами тридцатипятилетней женщины с лицом и фигурой девятнадцатилетнего подростка. Но на тот момент меня интересовало только моё всепоглощающее горе.

В себя я пришла где-то на середине поминок. Ну, как пришла в себя… Наверное, стала вполне адекватно мыслить и немного соображать. Мы сидели в шикарном ресторане. Погодите-ка, я отлично помню, что мама заказывала в "Юнионе", а что это за место?.. Последний вопрос я задала сидевшему рядом со мной Лексу. Напротив разместили мама и дедушка.

— Это "Гокусен", — коротко ответил парень. Да, воистину краткость — сестра таланта.