Ночной пришелец

Так прошло ещё немало лет. Мать Эдварда умерла, когда ему было тридцать четыре, и на долгие месяцы он оказался недееспособным, пораженный странной душевной болезнью. Отец, однако, увез его в Европу, и там ему удалось избавиться от своего недуга без всяких видимых последствий. Потом же его, похоже, охватывало порой какое-то странно-преувеличенное оживление, точно он радовался избавлению своей души от некоего незримого бремени. Он начал вращаться в среде «прогрессивных» студентов, невзирая на свой уже достаточно почтенный возраст, и присутствовал на нескольких весьма вольных мероприятиях — однажды ему пришлось уплатить даже немалую сумму откупа (каковую он занял у меня), дабы известие о его участии в этом прискорбном занятии не дошло до ушей его отца. Некоторые же шепотом распространявшиеся сплетни относительно распутных Мискатоникских школяров были весьма удивительны. Ходили даже разговоры о сеансах черной магии и о прочих происшествиях, совершенно неправдоподобных.

II

Эдварду было тридцать восемь лет, когда он свел знакомство с Асенат Уэйт. В то время ей исплнилось, как я предполагаю, года двадцать три, и в Мискатоникском университете она посещала специальный курс средневековой метафизики. Дочь моего приятеля познакомилась с ней раньше — в школе Холл в Кингспорте — и старалась избегать соученицу из-за её странной репутации. Асенат Уэйт была смугла, невысока ростом, красива лицом, правда, её несколько портили чересчур уж выпуклые глаза, но, людей слишком чувствительных её внешность почему-то отталкивала. Однако сторониться Асенат более всего заставляли её происхождение и её разговоры. Она была из инсмутских Уэйтов, а о полузаброшенном древнем Инсмуте уже на протяжении многих поколений ходили мрачные предания. Рассказывали о каких-то ужасных торговых сделках 1850-го года и о диковинных существах «не вполне человеческого облика», рождавшихся в старинных семьях этого пришедшего в упадок портового городка, — лишь старожилы-янки могли сочинять подобные легенды и рассказывать их с должной толикой страшной таинственности.

Дурная репутация Асенат усугублялась тем фактом, что она была дочерью Эфраима Уэйта — ребенком, рожденным этим старцем от никому не известной жены, которая, выходя на улицу, вечно скрывала лицо вуалью. Эфраим жил в ветхом особняке на Вашингтон-стрит в Инсмуте, и те, кто видел эту обитель (аркхемские жители по возможности старались как можно реже навещать Инсмут), заявляли, что чердачные окна там всегда закрыты ставнями, и с наступлением сумерек из-за них доносятся странные звуки. Старик был в свое время знающим лекарем и, судя по местным преданиям, мог по своей прихоти вызвать или усмирить шторм на море. Я видел его всего лишь один или два раза в юности, когда он приезжал в Аркхем полистать заветные фолианты в университетской библиотеке, и, помню, не мог без содрогания взглянуть на его волчье, демоническое лицо, заросшее спутанной седой бородой. Он умер в полной потере рассудка — при весьма загадочных обстоятельствах — как раз перед поступлением его дочери в школу Холл (по завещанию, её опекуном был назначен школьный директор), и дочь, надо сказать, была его ревностной ученицей и временами даже выглядела почти так же демонически, как и он.

Когда начали циркулировать слухи о знакомстве Эдварда с Асенат Уэйт, мой приятель, чья дочь знала Асенат по школе, поведал о ней множество прелюбопытных вещей. Асенат в школе изображала из себя чуть ли не волшебницу, и вроде бы и впрямь умела проделывать поразительные чудеса. Она уверяла, что способна вызвать грозу, впрочем, сопутствовавшие ей успехи связывали обычно с её непостижимым даром предсказания. Животные явно не любили её, и она почти незаметным движением правой руки могла заставить любую собаку завыть. Временами она выказывала познания в науках и языках совершенно исключительные — и даже шокирующие — для столь юной девушки; и в такие минуты могла напугать соучениц, ибо в её глазах по неведомой причине вдруг загорались злобно-плотоядные огоньки, она начинала странно подмигивать и, казалось, относилась к внезапной перемене в себе с некоей вызывающе-непристойной иронией.