Ночной пришелец и другие истории

Дальше я увидела, скорее, даже не увидела, образ возник непосредственно в моем сознании — его, лежавшего в гамаке под ремнями и трубками. Я глядела его глазами! Этот вид настолько обеспокоил меня, что я позабыла о неудобствах, которые причиняло мне вторжение в собственный мозг.

— Ты не пристегнут, как надо, — пробормотала я. — И у тебя не подсоединены дыхательные трубки. Матрос не мог этого не заметить. — Я замолчала и начала в отчаянии возиться с своими ремнями. Может быть, у нас еще было время до старта.

Но времени не осталось. Внезапно я была оглушена ревом сирены — это было последнее предупреждение. Сквозь стиснутые зубы я промычала:

— Приготовься! Сейчас стартуем!

И тут же нас накрыла ударная волна. Мне показалось, что мои легкие от внезапно навалившейся тяжести не могут ни вдохнуть ни выдохнуть. С той стороны каюты, где был чужак, послышался странный хрюкающий звук. Он обеспокоил меня сильнее, чем если бы это был человеческий стон. Вторая ударная волна была настолько мощной, что я закричала от ужаса. И тут в глазах у меня потемнело.

Видимо, я недолго была без сознания. Прежде я никогда не вырубалась во время взлета, и я почувствовала в первый момент некоторое смущение. Потом до меня дошло, что корабль перешел уже в свободный полет и наступило состояние невесомости, потому что надо мной в воздухе парил тот самый матрос, который предупреждал нас о скором старте. Он казался обеспокоенным.

— У вас все в порядке, мисс Варгас? — заботливо спросил он. — Взлет был несколько более резким, чем обычно.

— Да вроде все нормально, — уверила я его. Мои плечи дернулись и дыхательный аппарат издал свистящий звук, когда я, приподнявшись, начала трясущимися пальцами отсоединять трубки.

— Как там терадианин? — спросила я. — Его аппарат не был присоединен. Вы плохо позаботились о нем.

Матрос заговорил медленно и спокойно:

— Минуточку, мисс Варгас, — сказал он. — Вы, видимо, забыли? Почти все время, пока я был здесь, я провел возле терадианина, застегивая ремни и подключая дыхательный аппарат.

Он подал мне руку, чтобы помочь подняться, однако я оттолкнула ее настолько резко, что сама отлетела к противоположной стене каюты. Я схватилась за скобу, вделанную в стену, и взглянула вниз, на гамак, где лежал терадианин.

Хаалфордхен был недвижим, расплющенный под аппаратурой. Его острая мордочка эльфа была сморщенной и вызывала страх, рот казался сплошным кровоподтеком. Я наклонилась ближе, а затем резко отшатнулась, так что меня швырнуло назад через всю каюту, чуть ли не в объятия матроса.

— Вы только что пристегнули его ремни, — сказала я обвиняющим тоном.

— Перед взлетом они не были закреплены. Это преступная небрежность, и если Хаалфордхен умер…

Матрос ответил мне ленивой, презрительной улыбкой:

— Мое слово против вашего, и только, сестричка.

— Из уважения к правилам приличия, из человеколюбия… — я почувствовала, как срывается и дрожит мой голос, и не стала продолжать.

— Я думал, вы обрадуетесь, — сказал матрос без тени улыбки, — если эта вонючка помрет при взлете. Вы так сильно беспокоитесь об этой вонючке

— странно все это.

Я схватилась за раму гамака и заякорилась. Я была еще слишком слаба, и говорить мне было тяжело.

— Вы что же, — выдавила я наконец, — хотели убить терадианина?

Злобный взгляд матроса впился в меня.

— Может, вам лучше заткнуться? — спокойно произнес он, но зловещий тон не предвещал мне ничего хорошего. — Если вы не будете молчать, то мы найдем способ заставить вас. Мне не нравятся те, кто водит дружбу с вонючками.

Я несколько раз беззвучно открыла и вновь закрыла рот, пока наконец не нашла, что сказать.

— Вы, надеюсь, понимаете, что я буду вынуждена обратиться к капитану?

— Делайте, как знаете. — Он презрительно отвернулся и двинулся к входному люку. — С нашей стороны было бы для вас одолжение, если бы вонючка умер во время старта. Впрочем, поступайте, как знаете. Кстати, сдается мне, ваш вонючка жив. Их не так просто убить.

Я упала на гамак, силы оставили меня и я лишь проводила его взглядом, когда он протискивался через диафрагму, закрывшуюся за ним.

Ну что ж, мрачно размышляла я, я знала, на что шла, когда давала согласие на полет в одной каюте с чужаком. И поскольку все уже произошло, я могла бы по крайней мере удостовериться, жив ли Хаалфордхен, или он уже мертв. Я решительно зависла над его гамаком, использовав возможности, которые дала мне невесомость.

Он не был мертв. Я удостоверилась в этом, увидев, как подергиваются его посиневшие и кровоточащие «руки». Внезапно он издал тихий скрипучий звук. Я ощутила свое бессилие и во мне возбудилось сострадание.

Я изогнулась, чтобы дрожащей рукой взяться за аппарат Гаренсена, на этот раз надежно и искусно закрепленный на теле чужака. Я ужасно злилась оттого, что впервые в своей жизни умудрилась потерять сознание. Если бы не это, матросу бы не удалось так просто скрыть свою небрежность. А так — все обстоятельства сложились против Хаалфордхена.