Ночной путь

– Нет, – покачал он головой. – Я не следил за тобой. – Его обветренное и обожженное солнцем лицо казалось печальным. – Я знаю, что ты все равно не станешь слушать никаких моих советов. Но ты, парень, сам напрашиваешься на большие неприятности. Ты и так уже пережил больше, чем надо. Отступись, парень, пока еще можешь.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – Сокол не переменил своей расслабленной позы.

– Поступай как сам знаешь, – пожал плечами ковбой.

– Ты устал, Лютер. Уже поздно. Тебе давно надо быть в постели. Почему бы тебе не отправиться на боковую? – предложил Сокол.

– Нет, посижу здесь еще немного. Мне теперь не особенно спится. Когда становишься стар, то телу уже не требуется так много сна, как прежде.

Сокол чертыхнулся про себя. Бросив последний взгляд на манящие огни большого дома за деревьями, он выпрямился и сказал:

– А я пойду еще немного поиграю. Доброй ночи, Лютер.

– Спокойной ночи.

И Сокол, распахнув дверь, шагнул в дымную комнату.

На следующий день солнце клонилось уже к закату, когда Сокол въехал на двор ранчо, разгоряченный, грязный и усталый. День выдался тяжелый, а накануне ночью он почти не спал. Ворочался без сна на своей койке и вспоминал наслаждение, которые испытал прошлой ночью. Его очень сердило, что он не может забыть Ланну. И в наказание самому себе днем не давал усталому телу ни минуты передышки, берясь за самую трудную работу. Проклятье! Ему хотелось принять душ и всей кожей ощутить что-нибудь чистое и свежее… такое, как прикосновения Ланны. Сокол яростно сжал челюсти.

Натянув поводья, он остановился перед конюшней, спрыгнул с лошади и повел было ее вовнутрь, чтобы расседлать. Но внезапно до него донеслись странные звуки: кто-то тянул колеблющимся голосом заунывную, монотонную песню. Сокол остановился. Любопытно, кто бы это мог быть? Надо посмотреть.

Набросив поводья на ограду коралля и затянув их небрежным узлом, он оставил лошадь, поднырнул под перекладину изгороди и отправился на поиски. Когда он завернул за угол конюшни, то увидел Бобби Черного Пса, сидящего лицом к заходящему солнцу. Бобби, раскачиваясь, пел. Сокол остановился, чтобы послушать, недоуменно нахмурив брови. Как он ни пытался, но не мог разобрать ни слова или фразы, которые помогли бы ему узнать, что это за песня.

– Что ты поешь, я никак не могу узнать эту песню? – прервал певца Сокол.

Бобби Черный Пес отнесся к этому проявлению невежества с презрением:

– Это из «Пылающей стрелы», тысяча девятьсот сорок девятый год.

Сокол иронически покачал головой. Однако вся его насмешливость разом пропала, когда он увидел в руках индейца галлон виски.

– Где ты раздобыл виски? – Сокол считал, что всякий на ранчо понимает, что старому индейцу-пьянице нельзя давать спиртное. – Кто тебе его дал?

– Я выторговать, – гордо произнес Бобби, поняв по тону Сокола, как тот недоволен, и защищаясь от невысказанного упрека в том, что выпрашивал милостыню. – Отдать за бутылку большое волшебство.

У Сокола мрачно опустились уголки губ. «Большое волшебство» было, вероятно, коробочкой с глазком, посмотрев в который, можно увидеть картинку с обнаженной женщиной, которую индеец прошлым вечером пытался всучить каждому из ковбоев. Видимо, кто-то все-таки взял ее.

– Кто обменял тебе виски на большое волшебство? – продолжал расследование Сокол.

Индеец нахмурился, пытаясь вспомнить:

– Человек-С-Двумя-Лицами.

– Это описание подходит множеству людей на этом ранчо, – пробормотал Сокол. А громко спросил: – Ты знаешь его американское имя?

– Она дать мне хорошее виски, – Бобби поднес горлышко бутылки ко рту, отхлебнул большой глоток и издал вздох удовлетворения: – Ты хотеть немного?

Она? Впрочем, подумав немного, Сокол решил, что это местоимение может ничего не значить. Бобби Черный Пес по мере того, как пьянел, постепенно возвращался к старой привычке говорить на индейский лад. В языке навахо нет различий между мужским и женским родом. Поэтому одно и то же местоимение употребляется для обозначения и мужчин, и женщин.

– Кто это был, мужчина или женщина? – спросил Сокол.

Но алкоголь уже сделал свое дело. Бобби Черный Пес погрузился в мир грез и не слышал вопроса. Он смотрел на золотой шар заходящего солнца и бормотал свои неразборчивые песни.

Сокол покачал головой и отвернулся. Поразмыслив, он пришел к фаталистическому выводу, что не имеет значения, кто именно дал виски Бобби Черному Псу. Вернее всего, он тем или иным путем все равно добыл бы себе бутылку. Выпивка была единственным способом, которым старик мог вернуться обратно в былые дни своей славы.

– Кэтрин, я уже говорила вам, что Джонни получил отличную оценку на последнем экзамене по математике? Он написал об этом в письме, которое я сегодня получила. Джонни так горд успехом.

– Нет, еще не рассказывала. Надо мне не забыть послать ему какой-нибудь маленький подарок в награду за то, что он хорошо поработал, – откликнулась Кэтрин с типичной для бабушек щедростью.

– Джонни очень хорошо учится в школе, точь-в-точь как его отец, – теперь Кэрол обращалась к Ланне, не столько похваляясь, сколько объясняя предыдущее сообщение.