И Сина повезла Глэдис к парому, который перевезёт её на материк, где она сядет на поезд, который отвезёт её в далекий город, где она знает только одного человека и где ей предстоит преодолеть всевозможные злоключения, чтобы попытаться, возможно безуспешно, научиться готовить, чтобы воплотить неуловимое нечто, сделать его осязаемым. Как же это сложно. Но Глэдис отправилась в путь. Возможно, даже не задумываясь, почему она уехала и что стремится найти. Но теперь я знала: она пыталась совершить то же, что и все мы, и я желаю ей удачи.
– Сина, – сказала я, когда мы допили чай, – ты так и не сказала мне, чего ты пожелала. В Ночном саду.
– Ой, – промолвила Сина и нервозно поднялась. – Пойдем-ка на лестницу.
Мы не сиживали вдвоём на лестничной площадке с самого приезда Мэдденов, и я кивнула в знак согласия.
Поднимаясь по лестнице, я спросила:
– Глэдис хоть поблагодарила тебя за радиоприемник?
– Да мне уже всё равно. Я поняла, что инопланетяне не выйдут со мной на связь с помощью радио. Конечно, – вздохнула Сина, – это также означает, что я не могу верить, что мой великий дар в том, что я знать не знаю, насколько красива. Думать, что я красива, было приятно. Я так никогда не считала – с моим-то ростом, сама понимаешь. Ну и вообще строением. Сама понимаешь.
– Сина, – заявила я честно, – но ты красивая. И сама видишь, ты об этом даже не знаешь. Хоть это верно.
– Ох, Франни! – покачала головой Сина.
Мы сидели на лестничной площадке: она в кресле-качалке, я у неё на коленях. Потому что Сина крупная, а я, пожалуй, маленькая для своего возраста, и нам всё ещё удобно. Ну а потом, кресло-то одно, второе мы ещё не принесли обратно.
– Так чего ты пожелала? – повторила я.
– Тебя, – ответила Сина. – И я не могу об этом жалеть. Просто не могу. Но представь себе, Франни: мы со Старым Томом не могли иметь детей. И вот я пожелала себе ребенка. А затем женщина даёт ребёнка мне в руки и падает замертво у моих ног. А люди, которые должны были взять этого ребёнка, погибают в пожаре, дом их выгорает дотла – и кто знает, что случилось с твоими настоящими родителями.
Во мне что-то похолодело, когда она назвала кого-то ещё моими настоящими родителями. Старый Том и Сина были моими настоящими родителями.
– И я тоже не могу жалеть. О твоем желании.
– Ни я, ни Старый Том ничего сильнее не желали, чем оставить тебя себе, но Старый Том сказал, что мы не имеем права не попытаться отменить желание, так как оно исполнено такой страшной ценой для других – ценой их жизни. Поэтому он попытался использовать собственное, ещё не загаданное желание. Он пошёл в сад и пожелал отменить моё желание. Но ничего не получилось. Никогда я не была так счастлива, как когда ты осталась в моих руках после того, как он загадал своё желание. Чему тут верить? Или то, о чём ему говорили, истинно и отменить желание невозможно, или же всё это ерунда, а то, что ты появилась после того, как я загадала желание – это просто совпадение. Мы ни в чем не могли быть уверены. И наверное, что по-настоящему мы и не хотели знать. Вот я и думаю, что поэтому-то Старый Том больше ни разу и не пытался загадать желание. По крайней мере, до тех пор, пока Мэддены не попали в эту передрягу. И может, легенда о Ночном саде истинна, а возможно, и нет. В конечном счете подлинных доказательств у нас не было, и нам не нужно было взваливать на себя ответственность за всё, что, быть может, произошло в результате моего желания.
– Но ты же не хотела, чтобы всё прочее случилось. Просто так получилось.
– Так оно и бывает, – согласилась Сина.
– Так оно и бывает. Я пыталась об этом писать. О НЛО, о привидении, о русалке и таком прочем. Волшебном. Только у меня не выходит. У меня не получается передать эту вот особенную магию. И не получается использовать их, чтобы воплотить то, что мне бы хотелось передать. Я могу только ощущать.
– Нет-нет, – подхватила Сина, – и я не могу сделать глину… чем-то иным. Я думала, может, сделать русалке ноги – ведь на самом деле это была мисс Мэйси, – но и это не помогло.
И в эту минуту мы были не мать и дочь, не приемные мать и дочь, и даже не друзья. Хоть я и сидела у неё на коленках – мы были соратники. Мы понимали тоску и понимали сложность.
Так мы раскачивались, полные отчаяния, а затем мне показалось, что мне пришла потрясающая мысль.
– Сина! – воскликнула я. – Я придумала!
– Что придумала? – спросила она, и обе мы посмотрели на море.
– А что, если нам просто сдаться? Мы можем перестать пытаться.
Сина рассмеялась.
– Нет, – настаивала я. – Я серьёзно. Даже если мы перестанем пытаться… оно никуда не денется. А что, если мы оставим попытки исторгнуть это из нас через нас, оставим нас? – Объяснить это было не так-то просто.
– Но чем мы тогда станем? – спросила Сина.