Ночной шторм

Тильда поднялась. Ей пришлось ждать в коридоре, потому что Герлоф слушал прогноз погоды. Тильда не понимала, почему это так важно: не будет же он выходить на улицу в такую погоду. Видимо, Герлоф никак не мог расстаться с привычкой слушать прогноз погоды, приобретенной в те годы, когда он был капитаном.

— Входи, входи.

Он пожал ей руку: Герлоф был не из тех, кто обнимает людей. Тильда ни разу не видела, чтобы он кого-то хлопал по плечу. Рука его на ощупь была жесткой и шершавой. Герлоф нанялся в моряки подростком, и — несмотря на то, что он ушел на пенсию четверть века назад, — на руках его еще оставались мозоли от всех морских тросов, которые ему пришлось тянуть, и ящиков с товарами, которые ему пришлось грузить.

— Какая будет погода? — сказала она.

— И не спрашивай, — вздохнул Герлоф, опускаясь на стул перед журнальным столиком. — Они снова поменяли расписание передач на радио, и я пропустил местный прогноз. Но в Норланде похолодание, так что здесь, видимо, температура тоже понизится.

Он бросил подозрительный взгляд на барометр рядом с книжным шкафом, потом перевел взгляд на деревья за окном и добавил:

— Зима будет суровая. Это видно по тому, как ярко светят по ночам звезды, особенно в созвездии Большой Медведицы. И лето было дождливым…

— Лето?

— Все знают: если лето дождливое, то зима будет холодной и ветреной.

— Я не знала. Это важно?

— Конечно. Долгая и суровая зима затрудняет мореплавание. Из-за льда и сильного ветра суда движутся медленно и не успевают в срок прийти в пункт назначения.

Тильда огляделась по сторонам. Комната была полна воспоминаний о времени, проведенном Герлофом в море. На стенах висели черно-белые фотографии судов, на которых он ходил, именные таблички и документы в рамках. А также фотографии его покойных родителей и жены. «Время в этой комнате словно остановилось», — подумала Тильда.

Она села напротив Герлофа и положила на журнальный столик диктофон с подключенным микрофоном.

Герлоф посмотрел на диктофон с подозрением, как до этого взглянул на барометр. Тильда заметила, что он переводит взгляд со звукозаписывающего устройства на нее и обратно.

— Надо просто говорить? — спросил он. — О моем брате?

— Помимо прочего, — ответила Тильда. — Это ведь не сложно?

— Но зачем?

— Чтобы сохранить воспоминания… Не дать им исчезнуть, — объяснила Тильда и добавила: — Конечно, ты проживешь еще долго, Герлоф. Я ничего такого не имела в виду. Просто хотела записать твою историю на всякий случай. Папа очень мало рассказал о дедушке до своей смерти.

Герлоф кивнул:

— Можно поговорить. Но когда разговор записывается, нужно внимательно подбирать слова.

— Ничего страшного, — заметила Тильда. — Всегда можно перезаписать кассету.

Когда она позвонила в августе и спросила насчет записи, Герлоф согласился не раздумывая. Наверно, он просто был рад, что она переехала жить в Марнэс. Однако сейчас было видно, что ему не по себе.

— Он уже включен? — спросил он тихо.

— Нет, пока нет, — ответила Тильда. — Я предупрежу перед тем, как включить.

Тильда нажала клавишу записи, и диктофон включился. Тильда кивнула Герлофу:

— Итак, мы начинаем.

Она выпрямила спину и низким от волнения голосом продолжила:

— Это Тильда Давидсон. Я в Марнэсе у Герлофа, брата моего дедушки, чтобы поговорить о нашей семье и жизни дедушки в Марнэсе…

Герлоф наклонился вперед к микрофону и уточнил:

— Мой брат Рагнар жил не в Марнэсе. Он жил на побережье в Рёрбю.

— Ах да. И каким он тебе вспоминается?

Последовала пауза.

— У меня много воспоминаний, — наконец сказал Герлоф. — Мы вместе выросли в Стенвике в двадцатые годы, но потом пошли разными путями… Рагнар купил домик и стал ловить рыбу и выращивать овощи, а я переехал в Боргхольм, где женился и купил мою первую лодку.

— Как часто вы встречались?

— Пару раз в году, когда я был дома. На Рождество и летом. Чаще Рагнар приезжал к нам в город.

— По праздникам?

— Да, Рождество мы отмечали в семейном кругу.

— И как это было?

— Многолюдно, но весело. Мы накрывали роскошный стол. Селедка, картошка, окорок, свиные ножки, картофельные клецки. Рагнар привозил много сушеной и копченой рыбы и всяких солений и маринадов.

По мере того как разговор продолжался, Герлоф становился все расслабленнее. Они говорили еще полчаса, но после долгой истории о пожаре на мельнице в Стенвике Герлоф поднял руку и слабо махнул. Тильда поняла, что он устал, и отключила диктофон.

— Замечательно, — сказала она. — Ты столько всего помнишь?

— Да, эти истории я слышал много раз. И много раз рассказывал… Это только укрепляет память.

Он посмотрел на диктофон:

— Думаешь, что-то записалось?

Тильда прокрутила пленку назад и нажала клавишу воспроизведения. Голос на пленке был хриплым, но четким.

— Хорошо. Мемуаристам будет что послушать, — заметил Герлоф.

— Эта запись главным образом для меня, — сказала Тильда. — Я еще не родилась, когда дедушка погиб, а папа неохотно рассказывал о прошлом. Естественно, мне любопытно.

— Это приходит с годами. С возрастом людей все больше интересует прошлое. Они хотят знать о своем происхождении. То же и с моими дочерьми. Сколько тебе лет?

— Двадцать семь.