— Спокойно, капитан, — психиатр уселся за стол и потянул к себе перекидной календарь. — Может, и уговоришь… Ага. Значит, если заболела она три с лишним недели тому… Ну вот, уже пора.
— Что пора?
— Погоди. Ты слушай. Значит, у нас через пять дней начнется легонькое, слабенькое полнолуние…
— Я думал, они все одинаковые, полнолуния… — удивился Котов.
Психиатр оторвался от календаря и смерил Котова хмурым взглядом.
— Молчу, молчу!
— …слабенькое полнолуние. И ты увидишь, как твоей подруге становится лучше. Если будешь наблюдать ее каждый день, то обязательно заметишь, как стронется с места этот процесс. И вот пока ей не стало уже совсем хорошо, и она не забыла, что еще недавно было плохо… Тут-то и будет у тебя возможность с ней поговорить.
— И?..
— И либо ты ее убедишь, что нужно к врачу, либо нет. Будь поаккуратнее. Без грубого давления и неприятных выражений. Даже слово «лечиться» не употребляй. Расскажи о знакомом докторе, очень добром и хорошем. И, мол, доктор тебе сказал, что сейчас идет волна депрессий. Как эпидемия. Особенно часто депрессии возникают на контрасте. Съездил, например, в столицу, мать ее, потом домой вернулся, огляделся и выпал в осадок. А это всего-навсего усталость психики за много лет накопилась. Небольшой толчок — и упал человечек.
— Ага, — Котов кивнул, соображая, как он это будет Лене расписывать.
— В общем, ври поубедительней, — бросил небрежно врач и осекся.
Котов гулко сглотнул. Потом крепко зажмурился. Разжмурился. И спросил — вполне нормальным, деловым тоном:
— А на самом деле?..
Врач подумал-подумал и ляпнул:
— Да это вампиризм!
У Котова отвисла челюсть.
— Думаешь, я просто так с фазами луны сверяюсь? — вкрадчиво спросил психиатр.
— Тьфу на тебя! — заорал Котов, вскочил и пулей вылетел за дверь.
Психиатр утер пот со лба, достал сигареты и, сломав несколько спичек, закурил.
Дверь приоткрылась.
— А знаешь, мне полегчало, — сообщил Котов. — Спасибо. Ну, в общем, я сразу. В смысле, позвоню.
— Обязательно, — кивнул врач. — Обязательно.
…У Котова был свой ключ, и он вошел в дом. Ожидал найти что угодно, а нашел пустоту. Лена исчезла.
— Ты сколько дней ее не видел? — спросил по телефону психиатр.
— У нас режим усиленный, — пожаловался Котов.
— Короче, ты ее прошляпил. Наверное, она уже в норме, только… Это может быть не совсем та норма, к которой ты привык.
— Хватит пугать меня. Как думаешь, где искать?
— Да хоть в Москве. Слушай, капитан…
— Не хочу слушать! — разозлился Котов. — Чего ты мямлишь постоянно?!
— Я тебе объяснить пытаюсь. Это, конечно, очень грустно, но лучше забудь свою подругу. Ты ей больше не понадобишься. Она другой человек теперь. Уж поверь специалисту. Выкинь ее из головы.
— Я скорее тебя выкину, — пообещал Котов. — Из окна!
Он поехал на вокзал, зашел к кассирам и уговорил их поглядеть, не покупала ли гражданка такая-то билетик — просто взглянуть, по-хорошему, без лишних формальностей.
Гражданка билетик покупала и по нему убыла. В Москву.
«Ты ей больше не понадобишься, — стучало в голове. — Она другая теперь».
— В Москву? — психиатр чуть ли не обрадовался. — Ну-у… Сочувствую. Если вернется, обязательно позвони мне.
— Она может вернуться?! — кричал в трубку Котов. — Может?!
— Капитан, я тебя умоляю, поставь на ней крест. Это больной человек, понимаешь, больной. Переродившийся. Совсем другой.
— Сам ты больной! И другой! Я тебя русским языком спрашиваю — может?!
— Да, может. Доволен?
— Пошел ты!..
Котов напился прямо на рабочем месте, днем. Если без протокола — нажрался в говно. И плакал. Сослуживцы честно пытались отправить его домой, пока начальство не засекло, но фиг у них чего вышло. Тогда они попробовали отволочь недееспособного капитана в свободную камеру, чтобы проспался. И, по закону подлости, в коридоре наткнулись на шефа.
Начальника отдела чуть столбняк не хватил, когда он увидел Котова в таком состоянии.
— До чего же эти бляди мужиков доводят! — возмутился начальник. — Нет, хоть разжалуйте меня, а баба не человек!
— Вирусная депрессия! — сообщил ему Котов, заливаясь слезами.
— Угу. И духовный кризис, — согласился начальник. — Ладно, отдыхай пока, завтра обсудим. Рассолу тебе принесу.
В изоляторе, совершенно пустом по случаю понедельника, скучал дежурный — сержант Зыков. Увидев, какое счастье ему на руках несут, слабо трепыхающееся, он инстинктивно попятился и выпалил:
— Ой, только не это!
— Открывай давай! — потребовали взмыленные опера.
— А может, не надо? А, товарищи офицеры?
— Не ссы, Котяра без пушки, — утешили Зыкова.
— Чего-то он мне и безоружный не нравится, — вздохнул Зыков, звеня ключами.
Котов поднял на сержанта налитые кровью глаза и провозгласил:
— Человек родится в говне!
Зыков придержал было дверь, но его уже вместе с ней оттерли. Сослуживцам не нравился такой Котов, и они спешили поскорее запереть его в холодной. Такой Котов их нервировал. А на самом деле — они просто не понимали этого — пугал.