Ночной смотритель

– Так что вы знаете о Смотрителе? – спросил он, словно продолжал разговор, начатый ими в ресторане.

– Да все то же, что и другие! – воскликнула Аглая нервно. – Только все это ерунда, понимаете? Байки, придуманные людьми, чтобы пугать друг друга!

– Вот так раз, – усмехнулся Соболев. – Ведьма, а в сверхъестественное не верит. Зачем же вы тогда послали Людмилу на кладбище вызывать этого мстительного чудика?

Аглая громко, скорбно вздохнула и на несколько секунд закрыла лицо руками.

– Мстительные призраки-убийцы, – тихо и терпеливо заговорила она, когда отняла ладони и сложила их на коленях, – это порождения человеческой фантазии. Мистика – материя куда более тонкая. Это потоки энергий, что идут сквозь пространство и время. Они несут в себе информацию. О когда-то живших людях, о событиях, которые происходят или произойдут в скором времени, потому что все условия для них уже сложились. Но эти потоки не принимают форму мужчины в капюшоне и не убивают людей. Они вообще никак не могут взаимодействовать с физическим миром, разве что питать тех, кто достаточно восприимчив к ним.

– Как вы? – догадался Соболев.

– Да! Но людям скучны такие вещи, они придумывают монстров, потому что рядом с ними сами себе не кажутся такими уж ужасными. Эта женщина, Людмила, узнав об измене своего мужчины, не стала копаться в причинах, не приняла это как неизбежное, не захотела просто отпустить ситуацию и того, кто ее обманул. Нет, она захотела его наказать. За свои обманутые надежды, хотя сама его никогда не любила. Карты это ясно показали. Она пришла ко мне с просьбой навести порчу, сглаз – что угодно. Говорила: «Пусть он покроется волдырями и гнойными язвами, пусть у него никогда ни на одну женщину не встанет, пусть он лишится работы и друзей, а потом приползет ко мне просить прощения». И все это она хотела сделать моими руками. В ней кипела злость, этой злости надо было дать выход. Я отправила ее на кладбище, чтобы она смогла еще раз это все осмыслить. Понимаете, далеко не все готовы на реальные действия, когда внутри горит жажда мести. Одно дело заплатить ведьме, а когда тебе самой нужно пойти ночью на кладбище и вызвать призрака – это совсем другое. Я не думала даже, что она решится! Но если бы я хоть на секунду верила в то, что Смотритель существует и таким образом действительно можно кого-то убить, я бы никогда Людмиле этого не посоветовала. Я думала, что в худшем случае она напугается на кладбище и это немного прочистит ей мозги.

– То есть это был такой сеанс выездной психотерапии? – хмыкнул Соболев. – Но что же тогда, по-вашему, случилось? Что пошло не так? Почему через пару дней парень оказался на кладбище задушенным?

– Я не знаю! – протянула Аглая, молитвенно сложив руки, словно клялась. Глаза ее заметно увлажнились. – Может быть, когда Смотритель не появился, Людмила решила пойти до конца и наняла убийцу из плоти и крови… Может быть, она совсем помешалась!

– Но чего вы так испугались тогда, в ресторане? – снова подал голос Федоров. – Почему так поспешно ушли? Если вы ни в чем не виноваты и даже не думали, что все так обернется? В конце концов, вы не несете ответственности за безумные поступки своих клиентов. Что вы нам не говорите, Аглая? Что еще есть в этой истории?

Соболев покосился на него, стараясь не выдать своего недовольства: тот все равно его не заметит, а перед «свидетельницей – тире – подозреваемой» нужно выступать одним фронтом.

Впрочем, Аглая тоже ничего не заметила бы: она обреченно прикрыла глаза, на накрашенных ресницах сверкнула слезинка.

– Он приходил ко мне в вечер своей гибели, – тихо призналась она. – Иван, парень Людмилы. Каким-то образом узнал, что это я сказала о его измене. Он, конечно, все отрицал, называл меня лживой стервой, наживающейся на чужих суевериях…

У Соболева вырвался странный звук, который он в последний момент замаскировал под кашель. Аглая это проигнорировала.

– Иван был очень зол и агрессивен, а время было уже позднее. Здесь двери здания закрывают в десять, но большинство офисов работает до семи или восьми, а шел уже девятый час, на втором этаже я осталась одна. Я попыталась его урезонить, предложила ему чай и беседу. Он отказался, но чай я все равно приготовила. И раскрошила туда таблетку, чтобы его успокоить…

– Нитразепам? – насторожился Соболев.

– Да, – призналась Аглая глухо.

– Это же снотворное, – нахмурился Федоров.

Надо же, какой осведомленный!

– Что было, то и дала! Оно оказывает седативное действие, Иван сразу успокоился. Хотя я сомневалась, что поможет. Сколько он там принял бы, если бы просто сделал глоток? А он чай почти залпом выпил, видимо, пить хотел. Зато сразу ушел. У него было достаточно времени, чтобы добраться до дома, оно ведь действует минут через тридцать-сорок.

– Сомневаюсь, что это законно, – хмыкнул Соболев. – Травить людей снотворным без их ведома.

– Поймите, я испугалась за свою жизнь! Арестуйте меня, если это преступление!

– Ладно, что было после того, как он ушел? – тут же сдал назад Соболев.