— Любовь Федоровна, вы ведь знаете этих людей, которых видели в автобусе? — спросил он.
— Как не знать… — вздохнула она. — Да и ты можешь на них поглядеть, у нас в больнице в морге лежат. А я их тогда ночью разглядела, автобус-то под фонарем стоял, а они в него сначала камушками кидались, все попасть не могли…
— Это кто вам сказал, что именно они? — И тут же, видя ее настороженность, добавил: — Иначе зачем вам скрывать незнакомцев. Тем более что они погибли. Верно?
Она доверчиво посмотрела на него, улыбнулась. Потом погрозила пальцем:
— Ох, хитрый! Конечно, знаю… Но только одного. Ладно уж, скажу, а то все равно схоронить его некому. Так и будет в морге лежать, никому не нужный… Родителев-то в живых нету… Только ничего подписывать не буду, говорю сразу!
— Что ж, договорились так договорились… — развел руками Гера.
— Да не одна я его признала! А все, кто там в морге был и их видел. Только кто признается Поликарпушке, участковому нашему? Никто и не скажет. Он же пил с ним, вся деревня знает. Думаете, он его не признал? — Она махнула рукой. — Врет он… Ну вот, говорят, лежат, значит, обожженные оба, только наш-то для кого-то, может, неузнаваемый, а тут его с малых лет как облупленного помнят. И знают, где у него какая бородавка или там шрам… он же драчливый был! Как из тюрьмы вернулся, только пил, работать не хотел, за девками гонялся да дрался. Его тут все боялись. И еще знакомцы к нему из города приезжали, вот… Для них, поди, они автобус этот угнали… — Она вздохнула. — Как теперь детишки до школы, а мы до собеса добираться будем?
— Так, может, назовете его?
— И назову. Мне-то чего бояться? Степка Калашников. Мать померла, так и не дождалась, когда из тюрьмы выйдет.
— А второй?
— Второго не знаю, врать не буду. Вроде приезжал со Степкой сюда прежде…
— Степан Калашников здесь жил постоянно? — спросил Гера.
— В городе больше, иногда сюда приезжал, здесь изба ихняя, на отшибе, — она неопределенно кивнула головой в сторону окна. — С приятелем своим.
— Но эти обгоревшие трупы в автобусе вы сами не видели? — спросил Гера, подумав.
— А чьи ж еще? — удивилась она. — Чего мне на Степку смотреть? Я-то видала, как они вечером прибыли, без машины, кто-то подвозил их со станции… Уж не знаю кто. Раньше, бывалочь, на машинах девок навезут, музыка до утра. А тут все тихо. Огонь у них вроде горел. А утром рано, четырех еще не было, слышу, сначала фонарь разбили, а потом, слышу, автобус заводят. В окошко выглянула, Степка из кабины приятелю кричит, залазь, мол, времени нет.
— Второго вы разглядели? — спросил Гера. — Его вы сможете описать?
— Нет, — покачала она головой. — Волос вроде темный. — А там иди знай, какой он… — Она хитро посмотрела на Геру. — Ты небось это… На магнитофон меня всю записал, а? Что я тут наговорила? Так я и сейчас скажу! На суде от всего откажусь, вот так! Вот как хочешь!
— Обыщите! — Гера, улыбнувшись, расстегнул пиджак. — Найдете диктофон — подарю. Только я его в номере гостиницы оставил…
— А не врешь?
— Голову на отсечение… Так где его изба? — Он поднялся из-за стола, подошел к окну.
— А вон та, кособокая! — указала старушка. — Хочешь, вместе туда подойдем.
— Тогда не будем терять времени. Я только Леню с собой возьму, — сказал Гера, надевая куртку. — Он у нас эксперт. Там ему найдется что поискать… Теперь скажите, родственники у него есть? У Калашникова, я имею в виду.
— Есть тетка в Ермилино, в соседней деревне. И крестная вроде там живет.
В избе Леня собрал с подушек и с пола в целлофановый пакет несколько волосков — рыжих и темных, потом, подумав, добавил к ним наволочки.
— Пот тоже имеет ДНК, — сказал он Гере в ответ на его вопросительный взгляд. — Наволочки грязные, давно не меняли, значит, дадут результат, куда денутся.
4
Расстояние было не менее трехсот метров, но в прицел хорошо видно широко открытое, освещенное окно казино «Монте-Карло», где возле рулетки толпились игроки, как правило в черных смокингах, а также роскошные дамы с обнаженными плечами.
— Видишь его? — негромко спросил Михайлов, не отрываясь от бинокля. — Я пока не вижу. А по идее, должен был быть уже где-то здесь.
Корнеев пожал плечами, оторвался от прицела, чтобы еще раз взглянуть на фотографию этого воротилы из Колумбии, которого им заказали. Наверно, какой-нибудь наркоторговец, от которого решили избавиться конкуренты.
Неделю назад Корнеев успел уже придремать в номере, просмотрев журналы и не выключив телевизор, когда пришел Михайлов с большой спортивной сумкой, откуда вытащил некий черный чемодан с никелированными заклепками. Потом опустил жалюзи на окнах и вывесил снаружи на ручку двери табличку «Не беспокоить!» на немецком языке.
После чего открыл чемодан. И подмигнул, довольный впечатлением, Корнееву.
— Признайся, Леха, такого у тебя еще не было!
В чемодане тускло светилась нержавейка и вороненые части спортивной винтовки.
— Кажется, такими пользуются биатлонисты? — спросил Корнеев. — Видел такую у одной эстонки возле села Большие Атаги в Чечне. Белые колготки, может, слыхал?
— Ты ее замочил? — с интересом спросил Михайлов.