— Ну что ж, — сказал дядя Костя, когда я прочитал ему эту историю. — Кое-что здесь может пригодиться для моего путеводителя. Скажем, любой турист был бы поражён, узнав, что в здешней школе преподавала фея Музыки, которая потом вышла замуж за обыкновенного или даже не совсем обыкновенного кузнеца. Правда, для первого, второго и третьего раздела моего путеводителя… — Он взглянул на план. — Немухинские музыканты, очевидно, не имеют значения. Но для четвёртого… Она была командирована?
— Кто?
— Фея.
— Без сомнения.
— Отлично! Значит, она может смело занять своё место среди академиков, поэтов и Героев Социалистического Труда. Да и вообще…
Дядя Костя задумался.
— Конечно, описания города здесь почти нет. Но окрестности, например Посёлок Любителей Чистого Воздуха, о котором, кстати сказать, даже в Большой Советской Энциклопедии нет ни слова, описан недурно. Любопытно, например, что его обитатели любят поэзию и сами время от времени пишут стихи. И вот ещё что очень важно! Вы помните, мне хотелось доказать, что немухинцы — люди самолюбивые и скромные, а теперь становится ясно, что они ещё и добряки. Посмотрите, как сердечно они отнеслись к Варваре Андреевне с её немного странным оркестром. И как радушно провожали молодых! И как умно рассудили, что Варваре Андреевне от такого симпатичного кузнеца отказываться было бы неблагоразумно. Правда, мне не верится, что он придумал для неё тысячу ласковых прозвищ. Я в своё время для своей невесты придумал только пять. Короче говоря, мне легко будет доказать, что любой турист встретит в Немухине людей доброжелательных и гостеприимных. Но вот как быть с этим упорным нежеланием ударить лицом в грязь… и вообще с характером коренного населения в целом?
— Но ведь нам пока удалось разыскать подзорную трубу и музыкальную табакерку. Может быть, если мы найдём старинную пушку или медный самовар…
Дядя Костя так сильно потёр нос, как будто решился покончить с ним раз и навсегда.
— Не знаю, не знаю, — возразил он. — Пока вы возились с этим блокнотом, я возился с Музеем и, как видите, почти привёл его в порядок. Ни пушечки, ни самовара, ни фрегата нет и в помине, не говоря уже о шкатулке, которая, открываясь, превращается в маленький письменный стол.
— Превращается в письменный стол? Откуда вы это знаете?
Вместо ответа дядя Костя протянул мне опись. Под номером 205 действительно была указана шкатулка и прибавлена фраза: «Может служить бюваром для хранения почтовой бумаги, конвертов, корреспонденции и т. д.».
— Где же она?
Дядя Костя только пожал плечами.
— Мне кажется, — нерешительно сказал он, — что она могла попасть в Комиссионный Магазин…
В сказке «Сын Стекольщика» Ночной Сторож утверждал, что хотя Директор Комиссионного Магазина Пал Палыч считался знатоком старины, однако был подслеповат, глуховат и, главное, очень пуглив, что, кстати сказать, совсем не свойственно для знатоков старины. И действительно, он испугался, когда я сказал ему, что шкатулка пропала из Музея.
— Может быть, она случайно оказалась у вас Магазине?
— Помилуйте! Чтобы я купил музейную вещь? Я не только не покупаю их, но даже не продаю, когда они попадают мне в руки. Неужели эта шкатулка, которую я неоднократно видел в Музее рядом с моделью фрегата, бесследно пропала?
— Увы! Пропал и фрегат.
Пал Палыч ахнул и, шатаясь, прошёл куда-то за перегородку, в глубину Магазина. Когда он вернулся, от него так сильно пахло валерьянкой, что кошка, до сих пор спокойно дремавшая за прилавком, вылезла и, тревожно принюхиваясь, выгнула спину.
— И пушечка елизаветинских времён, — продолжал я. — И медный самовар.
Пал Палыч взялся рукой за сердце.
— И деревянный телефон начала века в виде ящика, прикрепляющегося к стене, с двумя звоночками и ручкой.
— Ну, телефон — бог с ним! — вдруг успокаиваясь, сказал Пал Палыч. — Подобным вещам вообще не место в Музее. У меня, кстати, есть такой телефон. Я сделал из него клетку для белки.
— А где он у вас?
— На дереве, в саду. Хотите взглянуть?
До обеденного перерыва оставалось ещё добрых пятнадцать минут, но из любезности ко мне он закрыл магазин, повесил дощечку: «Обедаю», и мы отправились к его дому.
— Ах боже мой! — всё повторял он. — И пушечка? Можно понять человека, который покупает старинную шкатулку. Но кому нужна пушка, тем более что из неё выстрелить невозможно!
Пал Палыч жил недалеко от сестёр Фетяска, в переулке, который немухинцы почему-то называли Кривым, хотя он был прямой, как стрела. В маленьком садике решительно всё было похоже на хозяина: среди скромных пугливых незабудок виднелись затейливые, но тоже пугливые цветочки, которые назывались не-тронь-меня, и только высокие золотые шары старались показать, что они ничего не боятся. В доме (когда мы вошли) осторожно, стараясь никого не обеспокоить, пробили двенадцать раз настенные часы. Но самой похожей на Пал Палыча оказалась белочка, которая вылетела из своего домика, распушив хвост, и, прыгая с дерева на дерево, спряталась в кроне высокой сосны.