Ночной Странник

А вообще, я постоянно беспокоился, в состоянии ли остров предоставить им достаточно еды. Мастер Зверей вспоминал, что во время голода быстрейки начинают убивать и пожирать друг дружку. Конечно, я не хотел допустить подобное. Поэтому приказал им собирать коренья и научил сушить моллюсков и насекомых на камнях. Знал, что позже, когда минует середина лета, пригодятся орехи и сливы. Раз в несколько дней я получал корзину с едой, которую украдкой разбрасывал в траве и закапывал в песок.

Мне было страшно интересно, что на своих островах делают мои братья. С верхней платформы своей беседки я видел оба острова, но лишь как купы деревьев и кустов на озере. Видел я и флаги, висевшие над крышами далеких беседок, но – ничего более.

Однажды я отправился в Комнату Свитков Дома Стали. Я очень любил туда ходить. Когда мы учили историю, стратегию или политику, свитки приносили нам в Комнату Работы, и у каждого из нас был там собственный стол, на котором мы их складывали. Однако в Комнату Свитков я всегда ходил и один – когда не было у меня работы. Я клал на стойку свитки, описывавшие далекие страны, невероятные истории о духах и демонах или рассказы о странных созданиях, обитающих во всех концах земли. Я часами сидел при свете ламп и потихоньку вращал верхний захват, двигая перед глазами бесконечную ленту бумаги. Однако в тот день я заметил там кое-что странное. В Комнате Свитков имелись небольшие лавочки, на которые можно было присесть и отдохнуть, а также стол, позволяющий просматривать большие карты и картины на полотне и пергаменте. На столе кто-то оставил предмет, который наверняка служил в качестве прижима для особенно большой и непослушной карты. И был это не просто предмет, а Предмет. Одна из тех дорогих и редких вещей, которые насыщены силой. Этот я знал достаточно хорошо, поскольку всегда мечтал сам иметь такой. Был это «длинный глаз» – кристалл, закрытый в длинном, с ладонь, цилиндре из красного дерева и оправленный в золото. Позволял он рассматривать виды на расстоянии, почти на границе видения, причем как днем, так и ночью. Достаточно взглянуть сквозь него на то, что хотелось рассмотреть, и картинка приближалась, будто смотрящий летел прямиком к своей цели. Предмет чувствовал, когда хозяин желал рассмотреть нечто в подробностях: нужно лишь напрячь зрение, и картинка приближалась еще сильнее. При некоторой сноровке можно было приближать и удалять образы как угодно. Я же никогда не был настолько глуп, чтобы пытаться достать рукой то, что в «глазе» приближалось к моему лицу.

Я недолго боролся с соблазном. Решил просто, что, если кто-то станет расспрашивать о «глазе», я тотчас его отдам, не выдумывая сказки и не пытаясь врать. Успокоило это меня вдвойне. Во-первых, признание в чем-то подобном с открытым лицом: «Это я разбил вазу. Слишком хотел испытать свое копье, а знал, что мне нельзя выходить в сад. Я хотел лишь провести несколько уколов и сразу повесить его на место. Но – так случилось», – как правило, позволяло избежать наказания. Во-вторых, таким образом я начинал верить, что ничего не краду. В конце концов, я ведь лишь одалживал вещь, которую нашел в собственном доме и которая была мне нужна.

Я привез «глаз» на остров и стал подсматривать за своими братьями. С навеса веранды, из куп прибрежных кустов и из-за стены тростника, даже с противоположного берега озера, скрытый меж скалами и кустарником.

На острове Чагая я увидел засохшие и раскрошившиеся остатки куполов на берегу и новые, большие купола, построенные вокруг его беседки. Были они слишком велики, и я опасался, что завалятся при первом серьезном дожде. Его пятнисто окрашенных быстреек не было видно на острове – лишь на песчаной поляне перед беседкой, где возносились купола. Они не искали пропитания, почти не выходили на берег, а лишь танцевали.

По крайней мере так это выглядело. Чагай играл на свирели, а все зверьки, украшенные пестрыми полевыми цветами, топтались на месте и крутились, стоя на задних лапках вокруг горки корма, насыпанного большой кучей посредине.

Не думаю, чтобы так происходило всегда. Во-первых, так Чагай выплюнул бы свои легкие через свирель, а, во-вторых, быстрейки пали бы от измождения. Но часто, глядя на его остров сквозь «глаз», я видел именно такие образы. Обратил еще внимание, что фронтон беседки увит цветущим плющом, а стены больших куполов украшены цветными камешками и блестящими раковинами. Недели игр со своими зверьками выработали во мне хозяйский взгляд, а потому я глядел на голубой остров скорее критически. Ко́рма изо дня в день становилось все меньше, быстрейки почти не искали пропитание, а если и пытались, то съедали все на месте. Главным же образом, они сидели у беседки, спаривались либо танцевали. Когда я глядел на их обычные занятия, казалось мне, что они ненормальны.