Ночной Странник

Прежде всего, я не знаю, отчего мои лишенцы покинули станцию и отправились в странствия. Скажем – убегали от холодного тумана и его феноменов. Скажем – добрались сюда. Будь я на их месте, постарался бы оставить весточку? Вырезать где-нибудь надпись вроде «Тут был Драккайнен»? Умнее всего им было бы поселиться здесь и ждать. Не исключено, кстати, что так они и поступили.

Разве что их похитили, атаковали, или они иным образом встряли в какую беду.

Так или иначе, очередность неизменна: локализовать – возможно, отбить – эвакуировать.

На подворье жена рыбака заканчивает вязать сети, прихватывая шнурами деревянное пряслице, и входит в дом. На старом, растущем посреди двора дереве, серебристом и почти лишенном коры, сидит огромный черный ворон и таращится на меня черным, словно агат, глазом.

– Ты мне надоел, – говорю я.

Мне не хочется уже ни стрелять в него, ни бросать чем-то, ни пытаться поймать. Он настолько же быстр, как и я, более того – чувствует мои намерения. И всегда неподалеку. Когда я просыпаюсь у костра, он сидит где-нибудь на куче вещей или на ветке. Крадет остатки моей пищи. Но я должен признать, что однажды он принес большую рыбину, а в другой раз – создание, похожее на кролика, и оставил рядом с моей постелью. Ядран его игнорирует, я, собственно, тоже.

Рыбак стоит, опершись о столб, подпирающий крышу его дома, ест кашу из деревянной миски и тоже глядит на ворона.

– Твой? – спрашивает.

– Трудно сказать, – отвечаю я. – Постоянно его встречаю.

– Злой знак. Это птица смерти. И посланник богов.

– Это только птица. Спасибо за ночлег.

– Мы – спокойные люди, – цедит он. – Страндлинги.

Цифрал дуреет на миг, подсовывает мне неологизм «берегари», потом исправляет на «живущие-на-берегу».

– Если бы не то, что происходит в последнее время, я бы тебе отказал. Не люблю чужаков в доме. Но нынче – война богов. Сам Скифанар Деревянный Плащ не принял однажды странного путника – и вот чем все закончилось. Нынче странное бродит по миру. А ты странен. Ну и дал мне два шекля чистым серебром.

– Я иду в город, – говорю ему. – Ты спускаешь на ночь собак или что-то вроде того?

– Постучи, и я тебя впущу. Зовусь Лунф Горячий Камень.

Смотрит, как я пристегиваю меч и надеваю плащ.

– Чужакам нельзя носить оружие в кольце валов. Только нож можешь взять. Нынче мир осеннего тинга. Если убьешь человека, будешь утоплен в сети с огненными угрями. Таков закон Страндлингов, Людей Берега. Однако, если кто-то нападет на тебя первым и прольет твою кровь или возьмет оружие, пусть просто кружку или кость, ты имеешь право защищаться. Под Древом Огня. Но не в кругу частокола. Говорю это тебе я, Лунф. Человек Берега. Прими добрый совет – и доживешь до времени, чтобы заплатить мне еще два шекля.

– Благодарю, Горячий Камень. Я оставлю меч. Скажешь, что еще нельзя делать?

Он пожимает плечами:

– Можно все, что рассудительно. Не обижай мужей, женщин и богов.

Я даже рад. Меч тяжелый, путается у меня в ногах, цепляется за плащ и обращает на себя внимание. А потом я выхожу за ворота. Ныряю в толпу и не намереваюсь обижать мужей, жен и богов.

Нужно идти туда, где людей больше всего. На набережную. Это широкий деревянный помост, что тянется вдоль фьорда. Лодки причаливают к кнехтам, грубо украшенным узорами, похоже означающими постоянные родовые места. На деревянных балках, с ногами над водой, сидят люди, пьют из рогов, играют в «короля» и какую-то другую игру, что состоит в метании горсти резных кубиков.

Это странно, но они уже не кажутся мне слишком экзотическими. Все такое обыкновенное. Носят штаны, шнурованные свободные рубахи, обшитые бахромой и затянутые тяжелыми поясами, а еще кафтаны из толстого сукна. Порой – застегиваемые серебряными шпильками короткие плащи. Если бы не эти пряжки, застежки и красочная тканевая бахрома, выглядели бы совсем привычно. Эдакие мужики в штанах и полотняных блузах. Слегка грубоватых, может, но и только. Даже на Земле не вызвали бы ажиотажа. Женщины носят широкие, затянутые в поясе платья, похожие на греческий пеплум, но из толстого полотна. Порой те, кто побогаче, носят на головах свободно наброшенные платки и ключи у пояса. Все: и женщины, и мужчины, и дети – не расстаются с ножами.

Я машинально оглядываюсь. Не уверен, узнал бы я своих так уж легко. Одетых как местные и в других нарядах. Узнаю ли я, скажем, побритого Фьольсфинна с бакенбардами? Бородатого ван Дикена со стрижеными волосами? Длинноволосую Фрайхофф?

Мне нужна какая-нибудь ярмарка или корчма. Место, где вдоволь людей, лучше бы – местных. И мне надо купить здешний кафтан, а может, и такую вот кожаную ермолку. А еще я бы охотно что-нибудь съел.

Наконец я нахожу площадку между дворами, заставленную деревянными прилавками. Здесь есть и ряд столов на козлах, и человек, продающий пиво прямо из бочек, поставленных на повозке. Однако нужен собственный кубок.