Ароматные кусочки белого мяса, раздираемые пальцами на листе, кружка слабого грога.
Начинаю ощущать себя частью природы. Например, я всегда был равнодушен к погоде. Всю мою жизнь это могло быть тем, что, самое большее, заставит меня побыстрее вернуться домой. Дождь, жара или снег — просто явление-за-окном. Нужно добавить обогрев или включить кондиционер, прибрать забытую мебель с террасы.
Сейчас я буквально не имею крыши над головой и постоянно поглядываю на небо. Ничего — лишь слабый шалашик, который я возвел из веток и связанных молодых деревьев. Мне кажется, что собирается дождь, а потому я прикрываю его еще и вонючей попоной, которую прихватил со станции, чтобы унести лапу моего Гренделя. У меня нет ничего, но все же я выстроил укрытие и добыл пропитание. Чувствую себя одновременно нищим и удивительно свободным.
Будит меня холод и мигающий зеленоватый проблеск северного сияния. Половина третьего утра — время волка. Время, когда спится крепче прочего, а до рассвета еще далеко. Время, когда человек психологически слабее всего. Время засад и ночных нападений.
Потом я сижу у входа в шалаш, укрывшись за щитом, которым загородил вход, с луком в руке и стрелой на тетиве — и смотрю на реку.
Подле берега вода аж кипит от тысяч рыбин и водяных тварей, которые мечутся, словно горсть серебряных монет, и выглядят так, словно жаждут сбежать на сушу от того, что происходит на середине потока.
А оно немного напоминает северное сияние. Переливается лентами и облачками, опалесцирует голубым и салатным, отбрасывает мерцающий свет на берег. Да еще ползет по водной поверхности, как огромная змея. Это холодный туман бредет рекой. В проплывающих над водой полосах и лентах мелькают перетекающие друг в друга фигуры чудовищ и тварей, клубятся путаницы щупалец. Я вижу туманные гривы и головы лошадей, вижу ощетинившиеся колючками хребты. А посреди тумана материализуются более солидные образы марширующих зверолюдей. Уродливых, скрюченных, словно на полотнах Босха. Я вспоминаю древнее племя из кельтских верований, которое старше человеческой расы. Фоморы. Их представляли человекообразными тварями с явно звериными чертами. Чудовища, приходящие из глубин и сражающиеся с людьми за остров, который позже назвали Ирландией. Собственно, это я теперь и вижу.
Протянувшийся над рекой нескончаемый хоровод фоморов, подернутых светящимся туманом.
Я сижу, сжимаю лук и гляжу. Холод стягивает мне кожу.
Знаю, что это лишь галлюцинация, но ничего не могу поделать с тем, что сердце мое лупит, словно ошалевшее, что рука, сжимающая лук, мокра от пота, что сдерживаемый из последних сил гиперадреналин кипит под кожей.
Я смотрю на странные жабьи, рыбьи, змеиные и конские морды, на лоснящиеся хребты, покрытые шишками, колючками или гладкими язвами; гляжу на рыла и морды, полные клыков, и во мне начинает расти идиотская суеверная убежденность. Я ругаюсь мысленно, но это не помогает.
Я уверен, что Двор Безумного Крика пал.
Хоровод тянется серединой реки, и продолжается это около часа.
Потом они уходят, и снова опускается тьма. И быстро делается теплее.
Они ушли.
Я знаю, что они были галлюцинацией. Были лишь туманом. Ведь шли серединой реки, поверхностью вод. А потому — галлюцинация, либо иллюзия.
Мое стойкое «верую лишь в то, что обладает смыслом», однако, не слишком желает действовать в полчетвертого утра среди темной безлунной ночи.
Я верю в то, что я видел.
А видел я бредущую по реке армию призраков.
Очередное утро без кофе, мыла и зубной пасты. Я нахожу адски кислые, склизкие ягоды и жую их. Терпкий, сводящий скулы сок, полный дубильных веществ, чистит мне зубы. Он не токсичен, но и не вкусен. Не будет у меня кариеса, как не будет и гриппа с чумой, но день, начатый без ментоловой пены на губах и с зубами, скрипящими от осадка, сразу становится каким-то неряшливым.
Я сижу у небольшого утреннего костерка и ем вчерашнюю печеную рыбу.
Цивилизация ужасно обременительна. Суетливая, шумная, она бесцеремонно пробирается в любой закуток. И все же теперь мне постоянно чего-то не хватает. То газет, то сетевого радио, то кофе, то апельсинового сока. Постоянно чего-то хочется.
И непременно найдется то, чего у меня нет.
Здесь есть лишь кипяток с медом, который закончится через пару дней; жесткое жирное мясо, похожее на угря; небо, лес, окруженный горами, хрустальный фьорд. Я хочу почитать книжку, посмотреть голофильм, сходить в элегантное кафе на побережье и выпить капучино, глядя на белые средиземноморские яхты. Хочу чистую рубаху и белые штаны.
Интересно, получу ли это когда-нибудь?
Пока же я постоянно испытываю ужасные неудобства. Ожидание на берегу фьорда тянется невыносимо. Нужно быть терпеливым.
Я начинаю беспокоиться. Не следовало полагаться на зерно. Надо было обихаживать коня простыми человеческими методами. Как любому жителю Побережья. Но нет, я — продукт своей цивилизации и, если могу сократить путь, наверняка это сделаю. Если под рукой окажется какая-никакая технология, использую ее — нужно или нет. Потому что так лучше, вернее и научнее.