Ночной ветер[сборник]

— Теперь напиши: улица Карла Маркса, двадцать пять. По буквам: У, Л, И, Ц, А. Написал?

Саша кивнул, он окончательно запутался и ждал, когда же кончится это мучение.

Теперь, когда Пётр Петрович ему диктовал, он писал какие придётся буквы, писал их кверху ногами, и развернув в другую сторону, и просто придумывая какие-то новые, никому не известные буквы. А Пётр Петрович диктовал ему название улицы, потом название экспедиции и, наконец, фамилию и имя сына. Это ведь письмо должно было пройти далёкий путь. Сначала до Одессы на самолёте — для быстроты, потом пароходом поплывёт к Южному полюсу, через Чёрное и Красное моря, по Суэцкому каналу, огибая Африку, пересекая экватор, и, наконец, его привезут Игорю.

— Так. Спасибо, — сказал Пётр Петрович. — Теперь мы его заклеим.

Саша медленно пошёл к дверям. У дверей он оглянулся. Пётр Петрович рассматривал его каракули. Саша сделал последние два шага, чтобы навсегда покинуть эту комнату, и тут Пётр Петрович сказал:

— Прекрасно, прекрасно… Может быть, ты его бросишь в почтовый ящик, когда пойдёшь гулять?

Саша на секунду замер, потом бросился обратно к Петру Петровичу — значит, он ничего не разобрал из-за глаз, — схватил конверт.

— Я сейчас же пойду на улицу и брошу его в почтовый ящик. Я это сделаю сию же секунду. — Он выбежал в переднюю, на ходу схватил куртку, чтобы Пётр Петрович не передумал, и выскочил из квартиры.

Только во дворе Саша пришёл в себя: вытащил письмо, полюбовался своими каракулями, сложил письмо вдвое и спрятал в дальний карман. Надо было что-то придумать, нельзя ведь просто не отправить письмо. И тут он столкнулся носом к носу с Маринкой.

— Здравствуй, Саша, — сказала Маринка.

— Здравствуй, — сказал Саша.

— Ой, снова пошёл дождь! — сказала Маринка. — Ты без дела вышел на улицу или по делу?

— Без дела, — сказал Саша.

— Тогда пойдём ко мне, — сказала Маринка.

— Нет, — ответил Саша.

— Пойдём, — сказала Маринка и добавила между прочим: — У нас дома никого нет.

— Не пойду, — сказал Саша.

— Глупый, — сказала Маринка. — Папа совсем на тебя не сердится.

— Я видел, как моя мама разговаривала с ним. Она меня ругала, ругала, а он кивал головой, что согласен с ней. Теперь у меня вообще знаешь какая жизнь: мама со мной не разговаривает, бабушка не разговаривает. — Он сунул руку в дальний карман, пощупал письмо Петра Петровича и просто чуть не заплакал.

— Мой папа так делал головой? — спросила Маринка и показала, как её отец клевал носом.

— Так, — ответил Саша.

— Это значит, что он тебя совсем не ругал, это значит, что ему было тебя жалко. Он всегда так делает, когда ему кого-нибудь жалко. Ясно тебе?

— Ясно.

— Смотри, какой сильный дождь пошёл, — снова сказала Маринка. — И листья на деревьях все облетели… Скоро придёт зима. Ну, побежали к нам.

И они побежали к Маринке.

Они поиграли в автомобили, потом в самолёты. А потом Маринка сказала:

— Давай смотреть марки.

— Не хочу, — решительно сказал Саша. — И вообще я ухожу.

— А мне теперь папа разрешает смотреть свой альбом, — сказала Маринка. — Это теперь наш общий альбом. Мы с ним вместе собираем марки.

Маринка, не дожидаясь, когда Саша уйдёт, вытащила альбом и положила его на стол.

— Смотри, вот новая марка республики Алжир. А вот новая кубинская марка. Правда, красивая?

Саша взял марку и долго разглядывал её рисунок. А Маринка несколько раз выходила из комнаты, чтобы показать, что она полностью доверяет Саше.

…Когда Саша открыл входную дверь в свою квартиру, он услыхал голос Александры Ивановны.

— Может быть, он перестал ходить в школу, потому что его один мальчик дразнил «девчонкой»? — сказала Александра Ивановна. — За его длинные волосы. А может быть, ещё что-нибудь случилось, в этом надо разобраться…

Саша слышал, как бабушка жалобно всхлипнула.

— Ну, что вы, право, Евдокия Фроловна, — услышал Саша голос Петра Петровича. — Ничего ведь страшного не произошло. Мальчик выходит в жизнь, на его пути первые трудности… Ну, вот он перед ними и спасовал.

— Не успокаивайте меня, Пётр Петрович, — сказала бабушка. — Просто мы его не так воспитали. Мало было строгости. Что теперь делать, ума не приложу, а Ольге даже боюсь об этом сказать. Столько у неё переживаний, столько переживаний… А ведь раньше он был такой смирный, ласковый мальчик.

— Слишком смирный, — сказал Пётр Петрович. — Вы помните моего Игорька, Александра Ивановна? Парень был боевой.

— Боевой, — сказала Александра Ивановна. — Очень боевой, а Саша весь в себе, он, когда откроется, когда наберётся храбрости, тоже будет боевой.

— Ну что же делать? — снова спросила бабушка.

— А вы положитесь на меня, — ответила Александра Ивановна. — Вот он придёт, я с ним переговорю и всё улажу.

Саша потихоньку сделал шаг назад, всунул ключ в замочную скважину, чтобы дверь не щёлкала замком, и осторожно прикрыл её.